К какому жанру можно отнести стихотворение валерик любовное послание поэтический рассказ письмо

Тема жизни и смерти в лирике М. Ю. Лермонтова. Анализ стихотворения «Валерик»

«Пора уснуть последним сном, /

Довольно в мире пожил я; /

Обманут жизнью был во всем /

И ненавидя и любя» 2

      Тема жизни и смерти — вечная во всей литературе — является ведущей и в лирике Лермонтова и своеобразно в ней преломляется. Размышлениями о жизни и смерти проникнуты многие стихи поэта. Некоторые из них, например «И скучно и грустно», «Любовь мертвеца», «Эпитафия» («Простосердечный сын свободы…»), «1830. Мая. 16 числа» («Боюсь не смерти я. О нет!..»), «Могила бойца», «Смерть» прослушаем (создавая настроение размышления).

И СКУЧНО И ГРУСТНО

И скучно и грустно, и некому руку подать
           В минуту душевной невзгоды…
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
           А годы проходят — все лучшие годы!

Любить… но кого же?.. на время — не стоит труда,
           А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:
           И радость, и муки, и всё там ничтожно…

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг
           Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
           Такая пустая и глупая шутка…

Михаил Лермонтов
эпитафия
«Простосердечный сын свободы»

ЛЮБОВЬ МЕРТВЕЦА 

Пускай холодною землею
       Засыпан я,
О друг! всегда, везде с тобою
       Душа моя.
Любви безумного томленья,
       Жилец могил,
В стране покоя и забвенья
       Я не забыл.

Без страха в час последней муки
       Покинув свет,
Отрады ждал я от разлуки —
       Разлуки нет.
Я видел прелесть бестелесных
       И тосковал,
Что образ твой в чертах небесных
       Не узнавал.

Что мне сиянье божьей власти
       И рай святой?
Я перенес земные страсти
       Туда с собой.
Ласкаю я мечту родную
       Везде одну;
Желаю, плачу и ревную
       Как в старину.

Коснется ль чуждое дыханье
       Твоих ланит,
Моя душа в немом страданье
       Вся задрожит.
Случится ль, шепчешь, засыпая,
       Ты о другом,
Твои слова текут, пылая,
       По мне огнем.

Ты не должна любить другого,
       Нет, не должна,
Ты мертвецу святыней слова
       Обручена;
Увы, твой страх, твои моленья —
       К чему оне?
Ты знаешь, мира и забвенья
       Не надо мне!

1830. Мая. 16 числа 

Боюсь не смерти я. О, нет!
Боюсь исчезнуть совершенно.
Хочу, чтоб труд мой вдохновенный
Когда-нибудь увидел свет;
Хочу — и снова затрудненье!
Зачем? что пользы будет мне?
Мое свершится разрушенье
В чужой, неведомой стране.
Я не хочу бродить меж вами
По разрушение! — Творец,
На то ли я звучал струнами,
На то ли создан был певец?
На то ли вдохновенье, страсти
Меня к могиле привели?
И нет в душе довольно власти —
Люблю мучения земли.
И этот образ, он за мною
В могилу силится бежать,
Туда, где обещал мне дать
Ты место к вечному покою.
Но чувствую: покоя нет:
И там, и там его не будет;
Тех длинных, тех жестоких лет
Страдалец вечно не забудет!… 

  Думами о конце человеческой жизни проникнуты многие страницы «Героя нашего времени», будь то гибель Бэлы, или мысли Печорина перед дуэлью, или вызов, который бросает смерти Вулич.

     Стихотворение «Валерик» впервые появилось в печати в 1843 году в альманахе «Утренняя заря».

     Стихотворение «Валерик» написано на основе наблюдений Лермонтова над боевыми делами отряда генерал-лейтенанта Галафеева во время похода в Чечню.

     Речка Валерик существует на самом деле и впадает в реку Сунжу, правобережный приток Терека. «С 6 по 14 июля 1840 года Лермонтов участвовал в боях и, по преданию, вел журнал военных действий отряда генерала Галафеева. Совпадение текста „Журнала военных действий“ и лермонтовского стихотворения дает представление о том, как точно воспроизвел он действительную обстановку похода и, в то же время, в каком направлении шло поэтическое освоение материала его наблюдений. Из сопоставления текста стихотворения с соответствующими страницами „Журнала военных действий“ видно, что совпадает в них не только фактическая основа, но и самый стиль, целые предложения „Журнала“ и строки стихотворения. <…> Лермонтов за участие в деле 11 июля 1840 года при Валерике и проявленную при этом храбрость был представлен к ордену Станислава III степени, Николай I этого представления не утвердил. Отказ был получен уже после гибели Лермонтова»3 (Лермонтов М. Ю. Полн. собр. соч. — М., 1948. — Т. 1. — С. 353).

«Валерик», 1840.

Я к вам пишу случайно; право

Не знаю как и для чего.

Я потерял уж это право.

И что скажу вам?— ничего!

Что помню вас?— но, Боже правый,

Вы это знаете давно;

И вам, конечно, все равно.

   И знать вам также нету нужды,

Где я? что я? в какой глуши?

Душою мы друг другу чужды,

Да вряд ли есть родство души.

Страницы прошлого читая,

Их по порядку разбирая

Теперь остынувшим умом,

Разуверяюсь я во всем.

Смешно же сердцем лицемерить

Перед собою столько лет;

Добро б еще морочить свет!

Да и при том что пользы верить

Тому, чего уж больше нет?..

Безумно ждать любви заочной?

В наш век все чувства лишь на срок;

Но я вас помню — да и точно,

Я вас никак забыть не мог!

   Во-первых потому, что много,

И долго, долго вас любил,

Потом страданьем и тревогой

За дни блаженства заплатил;

Потом в раскаяньи бесплодном

Влачил я цепь тяжелых лет;

И размышлением холодным

Убил последний жизни цвет.

С людьми сближаясь осторожно,

Забыл я шум младых проказ,

Любовь, поэзию,— но вас

Забыть мне было невозможно.

   И к мысли этой я привык,

Мой крест несу я без роптанья:

То иль другое наказанье?

Не все ль одно. Я жизнь постиг;

Судьбе как турок иль татарин

За все я ровно благодарен;

У Бога счастья не прошу

И молча зло переношу.

Быть может, небеса востока

Меня с ученьем их Пророка

Невольно сблизили. Притом

И жизнь всечасно кочевая,

Труды, заботы ночь и днем,

Все, размышлению мешая,

Приводит в первобытный вид

Больную душу: сердце спит,

Простора нет воображенью…

И нет работы голове…

Зато лежишь в густой траве,

И дремлешь под широкой тенью

Чинар иль виноградных лоз,

Кругом белеются палатки;

Казачьи тощие лошадки

Стоят рядком, повеся нос;

У медных пушек спит прислуга,

Едва дымятся фитили;

Попарно цепь стоит вдали;

Штыки горят под солнцем юга.

Вот разговор о старине

В палатке ближней слышен мне;

Как при Ермолове ходили

В Чечню, в Аварию, к горам;

Как там дрались, как мы их били,

Как доставалося и нам;

И вижу я неподалеку

У речки, следуя Пророку,

Мирной татарин свой намаз

Творит, не подымая глаз;

А вот кружком сидят другие.

Люблю я цвет их желтых лиц,

Подобный цвету наговиц,

Их шапки, рукава худые,

Их темный и лукавый взор

И их гортанный разговор.

Чу — дальний выстрел! прожужжала

Шальная пуля… славный звук…

Вот крик — и снова все вокруг

Затихло… но жара уж спала,

Ведут коней на водопой,

Зашевелилася пехота;

Вот проскакал один, другой!

Шум, говор. Где вторая рота?

Что, вьючить?— что же капитан?

Повозки выдвигайте живо!

Савельич! Ой ли — Дай огниво!—

Подъем ударил барабан —

Гудит музыка полковая;

Между колоннами въезжая,

Звенят орудья. Генерал

Вперед со свитой поскакал…

Рассыпались в широком поле,

Как пчелы, с гиком казаки;

Уж показалися значки

Там на опушке — два, и боле.

А вот в чалме один мюрид

В черкеске красной ездит важно,

Конь светло-серый весь кипит,

Он машет, кличет — где отважный?

Кто выйдет с ним на смертный бой!..

Сейчас, смотрите: в шапке черной

Казак пустился гребенской;

Винтовку выхватил проворно,

Уж близко… выстрел… легкий дым…

Эй вы, станичники, за ним…

Что? ранен!..— Ничего, безделка…

И завязалась перестрелка…

   Но в этих сшибках удалых

Забавы много, толку мало;

Прохладным вечером, бывало,

Мы любовалися на них,

Без кровожадного волненья,

Как на трагический балет;

Зато видал я представленья,

Каких у вас на сцене нет…

   Раз — это было под Гихами,

Мы проходили темный лес;

Огнем дыша, пылал над нами

Лазурно-яркий свод небес.

Нам был обещан бой жестокий.

Из гор Ичкерии^[1] далекой

Уже в Чечню на братний зов

Толпы стекались удальцов.

Над допотопными лесами

Мелькали маяки кругом;

И дым их то вился столпом,

То расстилался облаками;

И оживилися леса;

Скликались дико голоса

Под их зелеными шатрами.

Едва лишь выбрался обоз

В поляну, дело началось;

Чу! в арьергард орудья просят;

Вот ружья из кустов [вы]носят,

Вот тащат за ноги людей

И кличут громко лекарей;

А вот и слева, из опушки,

Вдруг с гиком кинулись на пушки;

И градом пуль с вершин дерев

Отряд осыпан. Впереди же

Все тихо — там между кустов

Бежал поток. Подходим ближе.

Пустили несколько гранат;

Еще продвинулись; молчат;

Но вот над бревнами завала

Ружье как будто заблистало;

Потом мелькнуло шапки две;

И вновь всё спряталось в траве.

То было грозное молчанье,

Не долго длилося оно,

Но [в] этом странном ожиданье

Забилось сердце не одно.

Вдруг залп… глядим: лежат рядами,

Что нужды? здешние полки

Народ испытанный… В штыки,

Дружнее! раздалось за нами.

Кровь загорелася в груди!

Все офицеры впереди…

Верхом помчался на завалы

Кто не успел спрыгнуть с коня…

Ура — и смолкло.— Вон кинжалы,

В приклады!— и пошла резня.

И два часа в струях потока

Бой длился. Резались жестоко

Как звери, молча, с грудью грудь,

Ручей телами запрудили.

Хотел воды я зачерпнуть…

(И зной и битва утомили

Меня), но мутная волна

Была тепла, была красна.

   На берегу, под тенью дуба,

Пройдя завалов первый ряд,

Стоял кружок. Один солдат

Был на коленах; мрачно, грубо

Казалось выраженье лиц,

Но слезы капали с ресниц,

Покрытых пылью… на шинели,

Спиною к дереву, лежал

Их капитан. Он умирал;

В груди его едва чернели

Две ранки; кровь его чуть-чуть

Сочилась. Но высоко грудь

И трудно подымалась, взоры

Бродили страшно, он шептал…

Спасите, братцы.— Тащат в горы.

Постойте — ранен генерал…

Не слышат… Долго он стонал,

Но все слабей и понемногу

Затих и душу отдал Богу;

На ружья опершись, кругом

Стояли усачи седые…

И тихо плакали… потом

Его остатки боевые

Накрыли бережно плащом

И понесли. Тоской томимый

Им вслед смотрел [я] недвижимый.

Меж тем товарищей, друзей

Со вздохом возле называли;

Но не нашел в душе моей

Я сожаленья, ни печали.

Уже затихло все; тела

Стащили в кучу; кровь текла

Струею дымной по каменьям,

Ее тяжелым испареньем

Был полон воздух. Генерал

Сидел в тени на барабане

И донесенья принимал.

Окрестный лес, как бы в тумане,

Синел в дыму пороховом.

А там вдали грядой нестройной,

Но вечно гордой и спокойной,

Тянулись горы — и Казбек

Сверкал главой остроконечной.

И с грустью тайной и сердечной

Я думал: жалкий человек.

Чего он хочет!.. небо ясно,

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он — зачем?

Галуб прервал мое мечтанье,

Ударив по плечу; он был

Кунак мой: я его спросил,

Как месту этому названье?

Он отвечал мне: Валерик,

А перевесть на ваш язык,

Так будет речка смерти: верно,

Дано старинными людьми.

— А сколько их дралось примерно

Сегодня?— Тысяч до семи.

— А много горцы потеряли?

— Как знать?— зачем вы не считали!

Да! будет, кто-то тут сказал,

Им в память этот день кровавый!

Чеченец посмотрел лукаво

И головою покачал.

   Но я боюся вам наскучить,

В забавах света вам смешны

Тревоги дикие войны;

Свой ум вы не привыкли мучить

Тяжелой думой о конце;

На вашем молодом лице

Следов заботы и печали

Не отыскать, и вы едва ли

Вблизи когда-нибудь видали,

Как умирают. Дай вам Бог

И не видать: иных тревог

Довольно есть. В самозабвеньи

Не лучше ль кончить жизни путь?

И беспробудным сном заснуть

С мечтой о близком пробужденьи?

   Теперь прощайте: если вас

Мой безыскусственный рассказ

Развеселит, займет хоть малость,

Я буду счастлив. А не так?—

   Простите мне его как шалость

И тихо молвите: чудак!..

Стихотворение «Валерик» связано с важными процессами в лирике Лермонтова в частности и в русской литературе вообще.

Во-первых, напряженная, форсированная, возвышенная стилистика постепенно уступает место «прозаической» речи, сниженному стилю, обиходному разговорному языку. Высокая романтическая поэтика теперь вызывает эстетическое отторжение («Но красоты их безобразной Я скоро таинство постиг…»).

Теперь художественные предпочтения отданы обыкновенному, часто разговорному, языку, лишенному патетики, возвышенности. Но надо при этом учитывать, что этот язык остается поэтическим, т. е. художественным языком, эстетически обработанным, а не живым языком, непосредственно перенесенным на бумагу. «Снижение» романтического стиля вовсе не означает, что чувства поэта лишаются глубины, силы и энергии. Напротив, спрятанные внутрь, они становятся более напряженными и более могучими. И язык выявляет эти их свойства.

 Стихотворение «Валерик» является примером нового, по сравнению с ранней лирикой и с некоторыми стихотворениями зрелого периода, отношения Лермонтова к слову, а через слово – к жизни.

Например, в стихотворении «Валерик» высокая лексика, связанная обычно с декламацией, утрачивает патетичность, а элегические обороты («жизни цвет» (89 с.) и др.), способствующие напевности речи, тоже выговорены нарочито прозаично. В зрелой лирике чувства   заметно   притушены:   Лермонтов   избегает   открытой эмоциональности. В связи с этим возрастает внимание к предмету и увеличивается роль повествовательно-лирических жанров.

Во-вторых, смена поэтических ориентаций («поэзия» и «проза» меняются местами: обыкновенное, «прозаическое» становится поэтичным),

1. К какому жанру можно отнести это стихотворение: любовное послание, поэтический рассказ, письмо?

Происходит смешение жанров: в послание включаются батальные сцены («Валерик»)

По форме «Валерик» – любовное послание, включающее и охватывающее, однако, стихотворную повесть. Первая и последняя части выдержаны в духе типичного любовного послания, в котором патетика и серьезность искреннего признания несколько снижены условностью жанра и ироничностью тона:

Во-первых потому, что много

И долго, долго вас любил,

Потом страданьем и тревогой

За дни блаженства заплатил;

Потом в раскаяньи бесплодном

Влачил я цепь тяжелых лет;

И размышлением холодным

Убил последний жизни цвет.

С людьми сближаясь осторожно,

Забыл я шум младых проказ,

Любовь, поэзию, – но вас

Забыть мне было невозможно.

Как правило, в послании воспроизводится  некоторый  итог размышлений и переживаний. В послании «Валерик» нет синхронности (одновременности) переживания и размышления: чувства героя обдуманы, взвешены, и он пришел к некоему, пусть печальному, но все-таки вполне определенному итогу относительно своего отношения к любимой женщине и относительно самого себя. Он любит, любит сильно и глубоко, но не рассчитывает на счастье, потому что его возлюбленная, как он думает, равнодушна к нему («И вам, конечно, все равно»):

И знать вам также нету нужды,

Где я? что я? в какой глуши?

Душою мы друг другу чужды,

Да вряд ли есть родство души.

Но теперь поэтические клише («Потом в раскаяньи бесплодном Влачил я цепь тяжёлых лет; И размышлением холодным Убил последний в жизни цвет») звучат настолько прозаично, что нуждаются в обновлении и оживлении. Этого и добивается Лермонтов, обращаясь

• к разговорному языку,
• разговорным интонациям
• и к иронии.
• Прежде всего рифмовка лишена всякой упорядоченности: рифмы то перекрестные, то охватывающие, то смежные, причем могут рифмоваться два или три стиха без всякой регулярности. Это приближает литературную речь к речи разговорной.
• Та же цель преследуется «переносами», которых в обрамляющем рассказ послании немного, но они предваряют их господство в дальнейшей речи:

                        Я к вам пишу случайно; право

                        Не знаю как и для чего;

                        Во-первых, потому, что много,

                        И долго, долго вас любил…;

Любовь, поэзию, – но вас

Забыть мне было невозможно.

Невольно сблизили. Притом 

И жизнь всечасно кочевая…;

Приводит первобытный вид:

Больную душу: сердце спит…

Уверясь, что возлюбленной нет дела до него, поэт тем не менее рассказывает о себе, подводя итог своему нынешнему мирочувствию:

Мой крест несу я без роптанья:

То иль другое наказанье?

Не всё ль одно. Я жизнь постиг;

Судьбе как турок иль татарин

За всё я ровно благодарен;

У Бога счастья не прошу

И молча зло переношу.

Быть может, небеса востока

Меня с ученьем их пророка

Невольно сблизили. Притом

И жизнь всечасно кочевая,

Труды, заботы ночь и днем,

Всё, размышлению мешая,

Приводит в первобытный вид

Больную душу: сердце спит,

Простора нет воображенью…

И нет работы голове…

Итак,  поэт  перенесен из  привычного  светского  общества в иное, естественно-природное бытие. Теперь он ведет иную, походную жизнь.

2. Какова композиция стихотворения? Какие жанровые особенности характерны для основных частей текста?
В стихотворении «Валерик» при кажущейся простоте содержания сложная композиция. Описанию кровопролитного сражения в нем предшествуют посвящение любимой женщине (ее имя не названо) и мирные картины жизни горцев:

А вот кружком сидят другие.

Люблю я цвет их желтых лиц,

Подобный цвету ноговиц,

Их шапки, рукава худые.

Их темный и лукавый взор

И их гортанный разговор.

Это спокойное, мирное течение дня обрывается, когда спадает жара:

Чу — дальний выстрел

прожужжала

Шальная пуля…

славный звук…

В стихотворном повествовании Лермонтова описывается тревога в русском лагере, вызванная горскими конниками, прискакавшими во главе с мюридом, одетым в красную черкеску… Короткий его поединок с гребенским^[2] казаком:

Уж близко… выстрел… легкий дым…

Эй вы, станичники, за ним…

Что? ранен!..— Ничего, безделка…

И завязалась перестрелка…

Но уже из следующих строф стихотворения выясняется, что этот эпизод только «присказка», а главная «сказка» — впереди. И посвящена она сражению на «речке смерти» (91) — Валерике. Только находясь в самой гуще событий, мог поэт запомнить, а затем запечатлеть главные эпизоды жестокого боя, следовавшие один за другим. Его кульминацией была двухчасовая рукопашная схватка, после которой долго речная «мутная волна//Была тепла, была красна» (с. 90).

Завершив рассказ о том, как прошел «этот день кровавый» (91), поэт обращается к любимой женщине с кратким напутствием:

На вашем молодом лице

Следов заботы и печали

Не отыскать, и вы едва ли.

Вблизи когда-нибудь видали,

Как умирают. Дай вам бог

И не видать: иных тревог?

Довольно есть…      

     Посвящение (вступление) и послесловие, казалось бы, написаны лишь на глубоко личную тему — о любви и вынужденной разлуке. Они как бы заключают в «кольцо» главную часть стихотворения, где показаны ужасы войны, обнажена ее сущность.

     И вслед за адом войны, в момент, когда приумолкли ее звуки, но остались страшные следы, когда «дым пороховой» (91 с.) туманом еще окутывает окрестные леса, глаза поэта-воина устремляются к «вечно гордой и спокойной» (91) горной гряде, к остроконечной главе Казбека, к высокому небу, которое в другую пору увидел один из главных героев «Войны и мира» Л. Н. Толстого — князь Андрей Болконский, раненный в Аустерлицком сражении.

     Оценивая значение «Валерика» в лермонтовском творчестве, Белинский подчеркнул, что в этом произведении проявилась особенность таланта поэта, которая «заключалась в его мощной способности смотреть прямыми глазами на всякую истину, на всякое чувство, в его отвращении приукрашивать их».

Перерывы в военных действиях оставляют его наедине с природой, которая одновременно проста и прекрасна

Зато лежишь в густой траве,

И дремлешь под широкой тенью

Чинар иль виноградных лоз,

Кругом белеются палатки;

Казачьи тощие лошадки

Стоят рядком, повеся нос;

У медных пушек спит прислуга,

Едва дымятся фитили;

Штыки горят под солнцем юга.

В это спокойное и мерное описание внезапно вторгается война сначала сшибками удалыми, своей игрой напоминающими «трагический балет», а потом – «иными представленьями», «Каких у вас на сцене нет…» И вот тут рассказ лирического героя идет о войне, доселе нисколько не похожей на другие войны, например, на Отечественную: войну 1812 года, о которой вел рассказ солдат-артиллерист в стихотворении «Бородино».  

Повествование о кровавом сражении в стихотворении «Валерик» воспринимается на фоне героического, приподнятого изображения войны (ср. описание боя в «Полтаве»   Пушкина),   увиденного   глазами   поэта-историка   и государственного мыслителя, и на фоне не менее героического, но лишенного патетики и увиденного рядовым-участником («Бородино» Лермонтова) . Тут имеет значение и точка зрения рассказчика, и время рассказывания. Лирический герой находится внутри сражения и отделен от него несколькими днями. Таким образом, переживание о событии не остыло, и сейчас сражение снова встает перед глазами. Лирический герой мысленно погружен в бой.

Весь стиль и тон стихотворения резко меняется: нет иронии, нет условного книжного языка романтической лирики,

• нет спокойной   изобразительно-описательной   речи.  
• Рассказ становится прерывистым, нервным,
• число переносов значительно возрастает, фраза не вмещается в стих,
•  определение отрывается от определяемого слова,
• подлежащее от сказуемого,
• сказуемое от дополнения. И все это вместе создает, во-первых, впечатление уродливости происходящего, атмосферу хаоса, иррациональности, не подвластной разуму, а во-вторых, неразличимости.

Когда идет бой, людей (личностей) нет – одна сплошная масса, не понимающая, что происходит, но автоматически делающая свою кровавую работу.

Для воспроизведения картины сражения Лермонтов ввел множество глаголов действия, но носителем действия в стихотворении выступила не личность, а масса («Скликались дико голоса», «в  арьергард орудья просят», «Вот ружья из кустов выносят. Вот тащат за ноги людей И кличут громко лекарей», «Вдруг с гиком кинулись на пушки»).

С этим связано и употребление слов с безличными и неопределенно-личными значениями («дело началось», «всё спряталось»),

отсутствие личных местоимений единственного или множественного числа («подходим ближе. Пустили несколько гранат; Еще подвинулись: молчат...»). Лирический герой тоже не вполне сознает, что происходит, а после боя выглядит опустошенным:

Но не нашел в душе моей

Я сожаленья, ни печали.

Люди едва ли не перестали быть людьми:

       … и пошла резня.

И два часа в струях потока

Бой длился. Резались жестоко

Как звери, молча, с грудью грудь,

Ручей телами запрудили.

Хотел воды я зачерпнуть…

(И зной и битва утомили

Меня), но мутная волна

Была тепла, была красна.

В дальнейшем, после окончания битвы снова различимы отдельные люди и среди них лирический герой:

• здесь можно увидеть солдата,
• умирающего капитана,
• генерала, сидящего в тени на барабане,
• чеченца Галуба.

Картина войны нужна Лермонтову для того, чтобы передать ее бессмысленность, неестественность и уродливость. С этой целью ломается стих, который перестает быть мерно и плавно текущим, гармоничным и музыкальным.

     Прозаически нарисованной картине войны противостоит поэтически переданная природа. Началу перестрелок и сражений дважды предшествует описание природы, выдержанное во вполне конкретной стилистике с легким налетом романтического стиля. В первом пейзаже («Зато лежишь в густой траве...») романтический стиль почти не ощущается, во втором он проявляется резче и определеннее:

Раз – это было под Гихами,

Мы проходили темный лес;

Огнем дыша, пылал над нами

Лазурно-яркий свод небес.

И дальше:

Над допотопными лесами

Мелькали маяки кругом;

И дым их то вился столпом,

То расстилался облаками;

И оживилися леса:

Скликались дико голоса.

Под их зелеными шатрами.

Наконец, романтическая стилистика торжествует в заключительном описании природы

Окрестный лес, как бы в тумане,

Синел в дыму пороховом.

А там вдали грядой нестройной,

Но вечно гордой и спокойной,

Тянулись горы – и Казбек

Сверкал главой остроконечной.

Легко заметить, что здесь «перенос» («и Казбек /Сверкал главой остроконечной») не ломает стих, не делает его прозаичным, а напротив, подчеркивает величественность картины, выделяя ее центр. Военным командам, военной профессиональной лексике, грубому и точному разговорному языку противопоставлены высокие и торжественные обороты речи, восходящие к традиционно романтической поэтической стилистике. И это свидетельствует о том, что Лермонтова интересует не смысл данного эпизода и не смысл русско-чеченской войны, а враждебность человека природе, себе подобным и всему мирозданию. Он не может понять, в чем заключается смысл этой враждебности, этого всеобщего, нескончаемого в истории человечества бунта, какую цель преследует этот мятеж

И с грустью тайной и сердечной:

Я думал: жалкий человек.

Чего он хочет!.. небо ясно,

Под небом много места всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он – зачем?

Почему человек превращает прекрасную поэзию природы и жизни в безобразную прозу войны или разрушения?

Любовное послание, включившее батальный «безыскусственный» рассказ, таким образом, наполняется серьезным философским содержанием, которое одновременно безнадежно-безысходно и иронично-саркастично («В самозабвеньи Не лучше ль кончить жизни путь? И беспробудным сном заснуть С мечтой о близком пробужденьи?»). В заключительных стихах философская романтическая ирония переведена в бытовой план: все описанное в стихотворении шутливо именуется «шалостью» «чудака», размышления которого над жизнью и смертью не стоят внимания. В лучшем случае они способны «развеселить» и не надолго занять мысль и воображение адресата послания.

В стихотворении поэт полемизирует с официозным воззрением на войну с горцами, с поверхностным, бьющим на внешние эффекты её изображением. Трагизм ситуации, по мысли Лермонтова, в том, что горские племена и русские солдаты вынуждены убивать друг друга, вместо того, чтобы жить в мире и братстве. В конце стихотворения возникают окрашенные в тона философской медитации размышления о бессмысленности «беспрестанной и напрасной» (91) вражды, о том, что война и кровопролитие враждебны лучшему в человеке и «вечно гордой и спокойной» жизни  природы 

     Чтобы понять в полной мере отношение Лермонтова к чеченцам, необходимо вчитаться в каждую строчку. Важны не только слова, но и умолчания. Предваряя описание жестокой схватки, поэт считает необходимым прямо заявить о своей любви к горцам:

«Люблю я цвет их желтых лиц,
Подобный цвету ноговиц,
Их шапки, рукава худые,
Их темный и лукавый взор
И их гортанный разговор.»
      На всем протяжении описания боя автор ни разу никак не обозначает противника. Дав четкие географические привязки: «Из гор Ичкерии далекой / Уже в Чечню на братний зов…», врагов в предстоящем бою он обозначает нейтральным в этническом смысле понятием — «удальцы«, а после завершения схватки — «горцы«. Нежелание Лермонтова видеть врагов в уже знакомом ему народе подтверждает применение в стихотворении этнонима — «чеченец«. Если появление этого слова в ранней лирике поэта всегда было связано с описанием боя или предстоящей стычки, то здесь, в стихотворение, описывающем бой именно с чеченцами, это слово многозначительно появляется лишь после окончания сражения и в связи с другом — «он был / кунак^[3] мой«.

    Лермонтов явно не хотел создавать для русского читателя из чеченца «образ врага«. И скупо, но ясно давал понять, что видит будущее лишь в дружбе между русскими и чеченцами. Недаром его «кунак» носит многозначительное имя — Галуб, дающее отсылку к пушкинскому «Галубу». Это незаконченная поэма, написанная вскоре после «Путешествия в Арзрум». Герой поэмы, горский юноша Тазит, таинственным образом усваивает европейскую, а не горскую мораль и отказывается от кровной мести, от набегов и грабежей
 

     В основе взгляда Пушкина и Лермонтова на кавказскую драму лежала уверенность в неизбежности включения Кавказа в общероссийский мир. Это не фатализм, это понимание логики событий. И, не сомневаясь, что «силою вещей» Кавказ обречен стать частью империи, оба великих поэта старались вникнуть в сознание горца и объяснить особенности этого сознания русскому обществу, чтобы смягчить, гуманизиpовать тяжкий для обеих сторон, но неотвратимый процесс. Пушкина и Лермонтова волновала прежде всего не степень вины того или другого народа. Они стремились не проклясть и обличить, но отыскать возможность совмещения двух глубоко чуждых миров, видя в этом единственный выход из трагических коллизий.

              Сейчас наша жизнь, жизнь молодых людей нашего времени так тесно связана с Кавказом, что не читать стихи Лермонтова нельзя, особенно стихотворение «Валерик». На Кавказе особый народ, своеобразная жизнь, дух, обычаи, традиции… В колыбельных песнях матери поют мальчикам о том, как они вырастут, «смело вденут ногу в стремя и возьмут ружье…». Они не могут иначе, это их образ жизни, закон предков. Их легенды воспевают мужество и героизм, стойкость и отвагу, выносливость и терпение.
    Да, такой это народ, не прощающий обид, веками мстящий за кровь погибших предков. От деда к отцу, от отца к сыну передается кровавый завет: «Убей врага!». И идет череда убийств, идет веками, даже тысячелетиями. «Чеченский след» обнаружен при расследовании массовых убийств ни в чем не повинных людей, когда были взорваны жилые дома в Москве и Волгодонске. Захват заложников в Москве во время представления мюзикла «Норд-Ост» был произведен чеченскими террористами. Продолжится ли кровавый список? Продолжить можно до бесконечности… Но надо ли? И кому это нужно, кому выгодно?

    Ясно, что не нам, простым людям, любящим жизнь, своих близких, родных.

Использованная литература:

1. В.И.Коровин, Н.Л. Вершинина,

Л.А. Капитанова, С.В.Тихомиров,

Е.Г.Чернышева, Н.В.Беляева Методические рекомендации к учебнику

В.И. Коровина и др. «Русская литература XIX века»

2. http://www.rlspace.com/analiz-stixotvoreniya-lermontova-valerik/

3. http://www.litra.ru/composition/get/coid/00860071320079524740

---

[2] ГРЕБЕНСКІЕ КАЗАКИ, древнѣйшая изъ возникшихъ на Кавказѣ казач. общинъ

[3] Тот, кто связан с кем-л. обязательством взаимной дружбы, защиты, помощи, гостеприимства (у кавказских горцев); друг, приятель.

Полный анализ стихотворения «Валерик», который написал Михаил Юрьевич Лермонтов, помогает узнать интересную историю создания данного произведения.

История создания

Текст этого стихотворения попал в Москву благодаря Столыпину, который доставил его уже после кончины автора. Копия же текста попала к публицисту Самарину. Из-за этого нет возможности точно ответить на вопрос о дате создания. Именно поэтому есть два временных варианта появления стихотворения «Валерик».

Один из вариантов говорит о том, что написано оно было в июле 1840 года, и связано оно с битвой около реки, которая носила название Валерик.

Второй же вариант говорит о том, что автор написал его в Пятигорске в 1841 году.

В любом случае, это не меняет того, что стихотворение Михаил Юрьевич посвятил битве около реки Валерик. Поскольку сам автор принимал участие в боевых действиях именно этого сражения, то можно сказать, что стихотворение написано на достоверных событиях очевидцем. Поэту удается перенести читателя на Кавказ и своими глазами увидеть все происходящее. Автор не скрывает своего положительного отношения к мирным татарам, его интерес и уважение к религии, которую они исповедовали. Он показывает то, что даже на войне можно и нужно оставаться человеком.

В самом начале поэт обращается к своей возлюбленной, которая уж слишком сильно зацепила поэта. Данное произведение очень необычно благодаря тому, что в нем есть элементы любовного послания, а так же присутствует четкое описание боевых будней.

Жанр, размер

Как уже говорилось выше, стихотворение сочетает в себе на первый взгляд несочетаемое. Романтизм с реализмом тесно переплетаются между собой. О романтизме говорит настроение лирического героя, у которого нет возможности быть рядом со своей любимой. Размер данного стихотворения – четырехстопный и двустопный ямб.

На реализм указывает то, что автор очень реалистично описывает сражения и поле боя. Его целю было добиться расположения и показать себя с лучшей стороны К сожалению у него так это и не получилось сделать. Его по непонятной причине вычеркнули из списка людей, представленных к награде.

Он описывает битву очень ярко, что дает понять, насколько серьезно автор относился к своей службе.

В то же время лирический герой очень остро переживает все происходящее, его напрягает жестокость на поле боя, в которой он не видит смысла. Он жаждет жить в мире и покое, где все люди братья. Где нет разделения на национальности и вероисповедание. Он мечтает об обществе, где все друг друга уважают и не ущемляют.

Произведение «Валерик» можно отнести к посланию, которое содержит в себе черты военной лирики. Лирический герой исповедуется перед любимой, а так же перед самим собой. Он признает, что те чувства, что таились у него в душе, никуда не делись и по-прежнему живут в его сердце. Им не смогли помешать ни война, ни расстояние.

Композиция

Композиционно стихотворение делится на три части, где первая и третья часть как будто обрамляют основную часть. В них идет описание битвы.

Автор не просто так выбрал такую композицию. Благодаря описанию боевых действий, поэту легче передать свои чувства и донести их до любимой. Он проводит параллель между своей неразделенной любовью и ссылкой на Кавказ. На Кавказе ему пришлось столкнуться со всеми тяготами жизни – ранним уходом товарищей, постоянной смертью и всеми ужасами войны.

Начинает свое произведение Лермонтов подобно письму.

Я к вам пишу случайно; право

Не знаю как и для чего.

Я потерял уж это право.

И что скажу вам?— ничего!

В конце же произведения, он так же прощается, как обычно это делают в письмах. Именно поэтому данное произведение можно смело отнести к посланию.

Теперь прощайте: если вас

Мой безыскусственный рассказ

Развеселит, займет хоть малость,

Я буду счастлив. А не так?—

Простите мне его как шалость

И тихо молвите: чудак!..

Образы и символы

В стихотворении «Валерик» Михаил Юрьевич Лермонтов использует достаточно большое количество образов. Например, образ воинов-казаков, их противников – горцев, девушку, к которой непосредственно обращается автор, и непосредственно самого лирического героя.

Темы и проблемы произведения

Автор поднимает здесь очень распространенные, но от этого не менее важные темы. А именно: тема любви, войны, а так же настоящих ценностей в жизни.

Прочитав данное стихотворение, начинаешь задумываться о том, для чего вообще нужны войны? Кому от них становится лучше? Ведь войны несут в себе только горе, причем горе такое, от которого страдают все. Даже природа показывает свою боль от происходящего. Реки становятся кровавыми. Эта тема остро поднята в данном стихотворении и не дает покоя нашему лирическому герою.

Этим письмом-посланием Михаил Юрьевич пытается рассказать о тех ужасных днях, которые ему пришлось пережить и с каким злом ему пришлось столкнуться. Скорее всего, он хочет показать своей любимой то, через что ему пришлось пройти  и что пережить.

Он рассказывает так же то, что всеми путями будет пытаться добиться девушку и не перед чем не остановится.

Очень ярко показана проблема того, как человек относится к войне. Ведь именно на поле боя он по-настоящему раскрывается и показывает свои качества. Автор показывает весь ужас воинов, которые готовы в любой момент вцепиться друг в друга. Но будет ли от этого какая-то выгода? Нет, конечно же, нет. Злом никогда не посеешь добра. Это автор и пытается выделить основной темой и проблемой произведения.

Военные действия должны касаться только лишь тех людей, которые выбрали эту профессию и стоят на страже границ государства. Основной их обязанностью и должно быть то, чтобы ужасы войны никогда не касались мирных жителей, женщин и детей.

Средства выразительности

В стихотворении «Валерик» Михаил Юрьевич Лермонтов использует большое количество эпитетов, благодаря которым лучше и ярче передает картину происходящего. Так же в тексте встречаются метафоры, которые так же помогают сделать стихотворение более выразительным.

Благодаря риторическим вопросам автор вступает в немой диалог с читателем.

Именно использование средств художественной выразительности помогает читателю мысленно перенестись на далекий Кавказ, а так же почувствовать себя частью происходящего. Лермонтову удается создать тот особый колорит, который окружал его ежедневно.

В этом произведении очень ярко передается настроение солдат, которые настроены исключительно на победу. Они верят в свою силу, потому что являются честными и отважными воинами. Наверное, большую роль сыграло именно окружение поэта на его состояние. Он совершенно не боялся смерти, которая дышала ему в спину постоянно в этом бою. Его спасла его же память, которая вернула поэта к любимой женщине, ради которой он готов был идти на подвиги. Подробное описание всех этих военных действий помогает замаскировать настоящих смысл, который хотел вложить автор. Ведь в его сердце по-прежнему жила любовь.

Основная мысль произведения

Основной мыслью произведения все же необходимо выделить любовь. Ведь именно она толкает нас на подвиги, окрыляет и придает смелости. Михаил Юрьевич очень тесно переплетает свою жаркую любовь с огнем битвы. Он пытается предостеречь всех и вся от любых военных действий, потому что, будучи на далеком Кавказе, он познал весь ужас военных действий. В войне нет ничего хорошего и красивого. Это боль и смерть, которая не несет в себе ничего, кроме горя и страданий.

Это и доносит автор до читателя, пытаясь показать всю опасность. Он понимает, что, скорее всего, в любви ему не хватило смелости и настойчивости, с которыми он бы мог добиться руки своей избранницы. Но, к сожалению, смелость у него появилась только лишь на войне. Он понял, что значит сражаться до конца и не перед чем не останавливаться.

У этого термина существуют и другие значения, см. Валерик.

Валерик
Я к вам пишу случайно, — право…
М.Ю. Лермонтов, Г.Г. Гагарин. «Эпизод из сражения при Валерике»
Жанр:	Стихотворение
Автор:	Лермонтов, Михаил Юрьевич
Язык оригинала:	русский
Год написания:	1840 г.
Публикация:	1843 г.
Текст произведения в Викитеке

Валери́к (Я к вам пишу́ случа́йно, — пра́во…) — стихотворение великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова, посвящённое сражению на реке Валерик. Было написано сразу после боя в 1840 году и впервые опубликовано (с пропусками) в 1843 году в альманахе «Утренняя заря» под заглавием «Валерик».

Сражение

Битва у реки Валерик произошла 11 (23) июля 1840, примерно в 30 км юго-западнее крепости Грозная (ныне город Грозный) между российским Чеченским отрядом генерал-лейтенанта А. В. Галафеева и северокавказскими горцами под командованием наиба Ахбердила Мухаммеда в ходе экспедиции русских войск против восставших.

Михаил Лермонтов, поручик Тенгинского полка, показал образцовую доблесть в бою. Очевидцы, описывали его, гарцующим на белом как снег коне, на котором, он молодецки заломив белую холщовую шапку, бросался на чеченские завалы. В официальных военных сводках о Лермонтове сказано следующее:

За свою храбрость Лермонтов был несколько раз представлен к наградами, но он так и не получил ордена, так как его имя было вычеркнуто из окончательного списка награждённых императором Николаем I^[1].

Стихотворение

Его собственные чувства о войне смешались. «Я вошел во вкус войны и уверен, что для человека, который привык к сильным ощущениям этого банка, мало найдется удовольствий, которые бы не показались приторными.»^[2] — писал он в письме к своему другу А. А. Лопухину. Из этого видно, что поэт смотрит на войну, как на азартную игру со смертью и с бодрым сарказмом пишет в том же письме: «…в овраге, где была потеха…». Но в конечном счёте он всё же рассматривает войну как бессмысленную резню.

Лермонтов, избрал стихотворный способ выразить свой военный опыт. Автор написал это произведение в эпистолярном жанре для выражения своих мыслей, чувств, воспоминаний, наблюдений. По форме «Валерик» — любовное послание, включающее и охватывающее, однако, стихотворную повесть или стихотворный рассказ, своеобразная исповедь героя-повествователя перед любимой женщиной, так как обращено к возлюбленной Лермонтова В. А. Лопухиной. Первая и последняя части выдержаны в духе типичного любовного послания. Обращение к женщине служит обрамляющем описанием битвы и походного быта, что соединяет личные переживания героя и общий трагизм событий, участником которых он является. «Валерик» часто рассматривают как поэтический рассказ о «картинах военной жизни», однако его содержание и жанровая структура сложнее, чем просто документальный стихотворный очерк. Жанровая структура стихотворения отличается значительной сложностью, которая во многом обусловлена редким для того времени сочетанием батальной и любовной лирики.

Как и в многих произведения Лермонтова, здесь нашёл отражение трагизм противоречия между исторической необходимостью присоединения Кавказа к России и методами, с помощью которых оно осуществлялось. Это стихотворное послание до мелочей совпадает с записями в «Журнале» отряда Галафеева. Реалистическая точность общей картины сражения, документальная достоверность каждой её детали были в ту пору в литературе о войне явлением необычайным. Также как в «Бородино» (1837 г.), Лермонтов в стихотворение «Валерик» показывает войну глазами рядового участника битвы, переносящего все тяготы и лишения походного быта, которые его и волнуют, каким представлен герой стихотворения «Валерик», порывая тем самым с традиционной условностью батальной поэзии, положив начало новому подходу к изображению человека на войне; это нашло выражение и в подчеркнутой простоте, страданиях рядовых участников сражения^[3]:

Но слезы капали с ресниц,
Покрытых пылью…

и в поразительной точности описания смерти умирающего капитана:

…На шинели,
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал.
В груди его едва чернели
Две ранки, кровь его чуть-чуть
Сочилась. Но высоко грудь
И трудно подымалась; взоры
Бродили страшно, он шептал:
«Спасите, братцы. Тащат в горы.
Постойте — ранен генерал…
Не слышат…» Долго он стонал,
Но всё слабей, и понемногу
Затих и душу отдал Богу.
На ружья опершись, кругом
Стояли усачи седые…
И тихо плакали…

Война воспринята и изображена поэтом с точки зрения солдата, непосредственного участника событий. Таким образом, автор полемизирует с официозным воззрением на войну с горцами, с поверхностным, бьющим на внешние эффекты её изображением. Особый трагизм ситуации, по мысли Лермонтова, придаёт то, что горские племена, к которым поэт относится с уважением и любовью, и русские солдаты, на стороне которых он воюет, вынуждены убивать друг друга, вместо того, чтобы жить в мире и братстве. В конце стихтворения возникают окрашенные в тона филоской медитации размышления о бессмысленности «беспрестанной и напрасной» вражды, о том, что война и кровопролитие враждебны лучшему в человеческом естестве и «вечно гордой и спокойной» жизни природы^[3]:

И с грустью тайной и сердечной
Я думал: «Жалкий человек.
Чего он хочет!.. Небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он — зачем?»
Галуб прервал мое мечтанье.
Ударив по плечу, — он был
Кунак мой, — я его спросил, Как месту этому названье?
Он отвечал мне: «Валерик,
А перевесть на ваш язык,
Так будет речка смерти: верно,
Дано старинными людьми».

Размер стиха — двустопный ямб, рифмовка лишена всякой упорядоченности: рифмы то перекрестные, то охватывающие, то смежные, причем могут рифмоваться два или три стиха без всякой регулярности. Картина войны нужна Лермонтову для того, чтобы передать её бессмысленность, неестественность и уродливость. С этой целью ломается стих, который перестает быть мерно и плавно текущим, гармоничным и музыкальным. Жестокая проза жизни и литературы торжествует над поэзией жизни и литературы. Напряженная, форсированная, возвышенная стилистика постепенно уступает место «прозаической» речи, сниженному стилю, обиходному разговорному языку.

В концовке стихотворения философско-романтическая ирония переведена в бытовой план: все описанное в стихотворении шутливо именуется «шалостью» «чудака», размышления которого над жизнью и смертью не стоят внимания. В лучшем случае они способны «развеселить» и не надолго занять мысль и воображение адресата послания:

Теперь прощайте: если вас
Мой безыскусственный рассказ
Развеселит, займет хоть малость,
Я буду счастлив. А не так?
Простите мне его как шалость
И тихо молвите: чудак!..

См. также

• Сражение на реке Валерик

Ссылки

• В. КОРОВИН Лермонтов и русская лирика его времени
• Анализ стихотворения Лермонтова Валерик

1. ↑ Валерик
2. ↑ Письмо Лермонтова Лопухину А. А., <12> сентября 1840 г. Пятигорск
3. ↑ ^{1 2} Лермонтовская энциклопедия, «ВАЛЕРИК»

Михаил Юрьевич Лермонтов
Проза	Ашик-Кериб  · Вадим  · Герой нашего времени  · Кавказец (очерк)  · Княгиня Лиговская  · Панорама Москвы  · Штосс  · Я хочу рассказать вам
Поэмы	Азраил  · Ангел смерти  · Аул Бастунджи  · Беглец  · Боярин Орша  · Две невольницы  · Демон  · Джюлио  · Измаил-Бей  · Исповедь  · Последний сын вольности  · Кавказский пленник  · Каллы  · Корсар  · Литвинка  · Монго  · Моряк  · Мцыри  · Олег  · Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова  · Преступник  · Сашка  · Сказка для детей  · Тамбовская казначейша  · Хаджи Абрек  · Черкесы
Пьесы	Арбенин  · Два брата  · Испанцы  · Маскарад  · Странный человек  · Цыганы (набросок)  · Menschen und Leidenschaften (люди и страсти)
Стихотворения	Ангел  · Баллада (В избушке позднею порою…)  · Баллада (Над морем красавица-дева…)  · Бартеневой  · Башилову  · Благодарность  · Благодарю!  · Блистая, пробегают облака…  · Бой  · Бородино  · Бухариной  · В альбом  · Валерик  · Венеция  · Весна  · Ветка Палестины  · Вечер после дождя  · Взгляни на этот лик…  · Видение  · Воздушный корабль  · Воля  · Выхожу один я на дорогу…  · Глупой красавице  · Гляжу на будущность с боязнью…  · Графине Ростопчиной  · Гусар  · Дары Терека  · Два великана  · Договор  · Додо  · Дума  · Есть речи — значенье…  · Желанье  · Заблуждение Купидона  · Забудь опять свои надежды…  · Завещание  · Звезда (Вверху одна…)  · Зови надежду сновиденьем…  · И скучно и грустно  · Из Гете (Горные вершины…)  · Из-под таинственной, холодной  · полумаски…  · Исповедь  · Будь со мною, как прежде бывала…  · Мой друг, напрасное старанье!..  · Я не унижусь пред тобою…  · Когда ты холодно внимаешь…  · К портрету  · Казачья колыбельная песня  · Как дух отчаянья и зла…  · Кинжал  · Кладбище  · Когда б в покорности незнанья…  · Когда волнуется желтеющая нива…  · Когда к тебе молвы рассказ…  · Листок  · Любовь мертвеца  · Мартыновой  · Метель шумит, и снег валит…  · Мой демон  · Молитва (Не обвиняй меня…)  · Монолог  · На светские цепи…  · На севере диком стоит одиноко…  · На серебряные шпоры…  · Надежда  · Нарышкиной  · Настанет день — и миром осужденный…  · Не смейся…  · Нередко люди и бранили…  · Нет, не тебя так пылко я люблю…  · Нет, я не Байрон, я другой…  · Нищий  · Один среди людского шума…  · Одиночество  · Он был рожден для счастья…  · Она поет — и звуки тают…  · Они любили друг друга…  · Опасение  · Отрывок  · Отчего  · Парус  · Передо мной лежит листок…  · Посвящение N.N.  · Поэт  · Предсказание  · Прекрасны вы, поля…  · Пророк  · Прощай, немытая Россия…  · Пусть я кого-нибудь люблю…  · Разлука  · Раскаянье  · Расстались мы, но твой портрет…  · Ребенку  · Родина  · Русалка  · Русская мелодия  · Сабуровой  · Свершилось! полно ожидать…  · Сентября 28  · Силуэт  · Слепец, страданьем вдохновенный…  · Слышу ли голос твой…  · Смело верь тому, что вечно…  · Смерть Поэта  · Совет  · Соседка  · Спеша на север издалека…  · Стансы (Взгляни…)  · Стансы (Мгновенно пробежав умом…)  · Счастливый миг  · Тамара  · Три пальмы  · Тростник  · Тучи  · Ты мог быть лучшим королем…  · Уваровой  · Ужасная судьба отца и сына…  · Узник  · Утес  · Щербатовой  · Эпитафия  · Я видел раз ее в веселом вихре бала…  · Я видел тень блаженства; но вполне…  · Я жить хочу! хочу печали..  · Я не для ангелов и рая…  · Я не люблю тебя…  · Как часто, пёстрою толпою окружён