К нам приехал дед часть 2 рассказ

Всю первую половину дня, мы гуляли по городу и только к полудню, слегка утомившись, нашли место в тенистом уголке парка, чтобы передохнуть и попить газировки.

— Да, живешь так вот в глуши, никого не видишь, а тут бац — приехал в город, а вокруг столько баб! И молодые, и зрелые, и худые, и пышки… — рассуждал дед, потягивая прохладный лимонад, — тут хочешь или не хочешь, а в штанах зашевелится. У тебя не шевелится?

— Да я привычный, видать, я же в городе родился…

— Да какой ты, к чертям, «привычный»?! — возмутил мой ответ деда, — я и то равнодушным не остался, а ведь повидал уж на свете не мало, а ты еще даже ни одной бабы не тискал… Вон глянь туда!

И дед показал мне на одинокую русоволосую барышню в коротком платьице, сидевшую чуть поодаль на скамейке и листавшую книгу, на вид ей было лет 18-20, очевидно она была студенткой или абитуриенткой и готовилась к экзамену, потому что постоянно делала какие-то пометки на полях книги карандашом.

— Вот ее хотел бы позажимать в укромном уголке?

— Дед, скажешь тоже! Мне об этом только мечтать…

— А зачем мечтать, когда все можно реально устроить?

— Да ты чего, дед! Загребут нас в ментовку с тобой…

— Да кто загребет то? Народу нет никого вокруг, да и она сама помалкивать будет, она тихоня, сразу видать. Ты главное меня слушай, я дело знаю, ты уж поверь.

Коленки у меня дрожали конечно, когда я слушал дедов план, однако адреналин, влившийся в мои жилы сделал свое дело и я пошел в сторону этой девушки.

— Извините, пожалуйста, — обратился я к ней, изображая тревогу в голосе, — у меня там дедушке плохо… я… я не знаю что делать…

Девушка сначала внимательно посмотрела на меня, а потом в ту сторону, где растянулся на траве дед, изображая обморок.

— А ну-ка пойдем, посмотрим! — сказала она вскочив со скамейки, — тебе повезло, что я фельдшер. Надо бы конечно сперва вызвать скорую, но тут может быть дорога каждая секунда.

Склонившись над дедом, барышня первым делом пощупала у него запястье:

— Странно, пульс вроде нормальный. Он на сердце не жаловался?

Я мялся, не зная как лучше соврать, а она тем временем расстегнула дедову рубашку и встав на колени, приникла ухом к его волосатой груди, предоставив мне любоваться своим аппетитным задом. Дедова рука тем временем полезла ей под платье, девушка дернулась и попыталась вскочить, но дед сгреб ее в охапку и покатился вместе с ней в овраг промеж кустов. Я побежал следом.

Хорошо, что лето было жарким и без дождей, поэтому дно оврага было сухим. Барышня конечно вырывалась и пыталась кричать, но дед плотно прижал ее своим грузным телом к земле, одновременно крепко зажав ей рот:

— Ты девонька не шуми, коли жизнь дорога. Мы тебя долго мучить не будем, помацаем слегка и отпустим. Идет?

Выждав еще немного, дед отпустил девушку, та присела и испуганно шаря глазами вокруг, стала потихоньку отползать в сторону, пока не уткнулась спиной в мои ноги. Тут она вздрогнула и тихо захныкала:

— Не надо меня насиловать… пожалуйста…

— Да какие ж из нас насильники, сама погляди: старый да малый. Ты не бойся, больно не будет, полапаем тебя чуток и все.

Сказав это, дед стал поглаживать ей икры ног, постепенно переходя на бедра.

— Как звать то тебя, краса? — спросил он между делом.

— Настя…

— Вот что, Настенька, давай платьице твое сымим, чтоб оно нам не мешалось.

— Нет… не надо! — запричитала барышня, пытаясь опустить задранный подол.

— Надо, Настенька, надо, — сказал дед нежно, но крепко, взяв ее рукой за горло, — Тебя что, мужики никогда не щупали? Ох, не поверю!

Девушка быстро поникла и уже не сопротивлялась, когда дед взялся за края ее платья и потянул его вверх, оголяя ее стройные ноги.

— А ну, помоги! — скомандовал он мне, задрав край платья ей до пояса.

Девушка посмотрела на меня снизу в верх и обреченно попыталась расстегнуть молнию у себя сзади, но руки явно ее не хотели слушаться. И тут я вовремя пришел на помощь, расстегнув таки молнию и стянув ее платье через голову. Я не знал, что делать дальше и стоял с платьем в руках, как дурак, таращясь на изящный изгиб ее спины

— Ну что застыл? Теперь лифчик давай! — засмеялся дед.

Я попытался справиться с застежкой лифчика, но опыта в этом деле мне явно не доставало и тут уже девушка пришла мне на помощь, заведя руки за спину и быстрым движением расстегнув застежку. Она так и замерла, прижав расстегнутый лифчик к груди, но я опустился на колени у нее за спиной и вытащил его у нее из рук, однако она продолжала прикрывать грудь ладонями.

— Антоха, что как не живой, девку не знаешь как ласкать? А ну смелее, природа подскажет! — подбадривал меня дед.

Я стал робко гладить девушку по плечам, наслаждаясь приятным запахом ее волос, а дед тем временем принялся стаскивать с нее трусы.

— А! Нет! — вскрикнула она и отпустив грудь, принялась обеими руками пытаться натянуть трусы обратно.

Увидев это, я сразу схватил ее груди руками и стал мять их, что было силы, а дед в это время сорвал с нее трусы и запустил ей руку в промежность, густо поросшую рядами темных волос. Девушка застонала и слезы брызнули у нее из глаз:

— Не надо так… Мне больно!

— Больно, говоришь? Ладно, сейчас по другому сделаем…

Тут дед предложил мне поменяться с ним местами и я согласился, заняв место у ее раздвинутых ног, а дед переместился к верхней части ее тела.

— Почему все это происходит именно со мной? В чем я виновата? — прошептала девушка, закрыв горящее от стыда лицо руками.

— Ну полно убиваться, — сказал дед, обнимая ее и опуская ее голову себе на плечо — У тебя парень есть?

Она молча кивнула ему в знак согласия.

— Ну представь, что ты сейчас с ним, а ты, Антох, поласкай нашу барышню язычком между ног, они это любят.

— Ой, нет! — воскликнула Настя, сжав бедра и испуганно посмотрев на деда.

— Чего так боишься, душа моя? Или никто не делал раньше с тобой такого? Я бы сам не побрезговал, да борода с усами мешают… — говоря все это, дед начал потихоньку подкручивать девушке соски — Там где ты учишься, у тебя наверняка есть любимый преподаватель?

— Есть… — в полголоса ответила девушка.

— А ты хотела, что бы он тебя… прям на перерыве… в своем кабинете… а?

Настя вдруг сильно вздохнула, приоткрыв ротик, и посмотрела как то странно на деда.

— Ну что ты, крошка? — спросил он, добродушно поглаживая ее по щеке, но она вдруг поймала ртом его палец и начала облизывать. Почуяв, что ее бедра расслабились, я раздвинул их и задержав дыхание, приник языком к ее заветному месту. Я лизал ее, пока не почувствовал, что там у нее стало все быстро увлажняться, тогда я поднял голову и увидел, что она с закрытыми глазами во всю сосется с дедом, теребя его шевелюру, а тот дергает ее за торчащие соски. Приоткрыв один глаз, дед велел мне рукой отойти в сторону, и когда я отполз, он навалился на нее всем телом, попутно спуская штаны…

Он жарил ее в течении всего нескольких минут, но ей наверное это показалось вечностью, так она металась под ним, периодически пытаясь скрестить ноги у него на пояснице, но дед не давал ей этого сделать, постоянно раздвигая их в стороны и вот встав на колени и приподняв ее за задницу он сделал несколько мощных толчков тазом и опять рухнул в ее объятия. Так я в первые живьем увидел, как люди занимаются любовью и испытывают оргазм, что признаться произвело на меня сильное впечатление, настолько сильное, что я кончил прямо себе в штаны…

В одно жаркое, засушливое лето Семён Семёнович Семёнов решил съездить к своей дочери Ларисе, зятю Никодиму и внучке Жанночке. Семёну Семёновичу хотелось отдохнуть от ворчания жены, у которой он с самого дня свадьбы находился под каблуком, как любили выражаться романтично настроенные писатели девятнатнадцатого столетия. Что бы ни сделал Семён Семёнович, его супружница Анна всегда оставалась недовольна. А любое высказывание или рациональное предложение Семёна погибало под шквалом насмешек и критики благоверной. К тому же, старик соскучился по дочери и внучке. Да и к Никодиму он относился с большой теплотой.

Получилось так, что Семён не видел дочь, внучку и зятя целых три года. Сначала болел сам, потом в больницу на долгие месяцы угодила его жена Анна, потом не хватало денег на билет. Так что Семён Семёнович был поражён, да что там просто раздавлен, метаморфозами, которые произошли с его внучкой Жанночкой за время их вынужденной разлуки. Скромная безбровая девчушка, с удовольствием ходившая с дедушкой гулять, превратилась в нагловатого подростка, смотревшего на Семёна Семёновича с затаённой насмешкой. Впрочем, не очень-то и затаённой. «Да, совсем она взрослая стала. Пятнадцать лет всё-таки не шутка», — с тоской подумал Семён Семёнович, окинув взглядом ядовито-зелёную, расшитую стразами, блузку Жанны, юбчонку едва прикрывавшую… то, что во времена молодости Семёна скрывалось за семью печатями, неестественно яркий макияж, наушники, которые ещё больше затрудняли общение.

Лариса и Никодим встретили Семёна Семёновича радушно. Но они с утра до ночи пропадали на работе. И Семён большую часть времени проводил в квартире один. Жанночка, одуревшая от жары, отсутствия школы и полной свободы, целыми днями где-то пропадала. Возможно, бродила по городу с подружками, а возможно…

— Может быть, сходим в музей? — робко предложил Семён Семёнович, когда Лариса и Никодим ушли на работу.

— Да ты чё, дед, офигел? Я уже не маленькая, — проговорила Жанночка. Речь её из-за мятной жвачки была невнятной, но Семён Семёнович всё равно разобрал слова внучки и пригорюнился. «А ведь три года назад Жанночка любила ходить со мной в музеи и в театры и просто гулять. Ну да, тогда ей было двенадцать, а сейчас… Другие интересы. Что ж? Я как-нибудь и один…», — подумал Семён Семёнович, а Жанночка оделась, накрасилась и покинула душную «двушку».

А Семён Семёнович занялся уборкой. Пропылесосил ковры, вымыл пол во всей квартире и решил вынести мусор.

Мусорные баки находились довольно далеко от дома, за гаражами и загаженным людьми и собаками пустырём. Шёл Семён Семёнович по запутанному лабиринту дворов, вспоминал довоенную юность и вдруг увидел около одного из гаражей удивительную, чтобы не сказать, возмутительную, картину. Жанночка стояла около одного из гаражей с каким-то парнем лет пятнадцати-шестнадцати и оглушительно смеялась. В руке у неё была сигарета. «Что это значит? Жанночка курит? Ну я, положим, тоже. Но я — старый кирзовый сапог. А она… Ребёнок же ещё», — подумал обо всём этом Семён и от полноты чувств закашлялся.

— Это чё за поц? — проговорил парнишка.

— Да дед это мой, надоел хуже горькой редьки! — отозвалась Жанна и почему-то опять засмеялась.

И тут Семён Семёнович как будто увидел себя со стороны. Худой, как скелет, старик, на голове у которого доживали свой век с десяток жёлто-серых волосков. В старых спортивных штанах, шлёпанцах на босу ногу и застиранной майке.

Вечером он обо всём откровенно рассказал Ларисе и Никодиму.

— Курит, вот мерзавка! — проговорила Лариса, и на её холёном бледном лице показались багровые пятна.

— А как выглядел тот парень? — спросил Никодим.

— Выглядел? Ну, длинные светлые волосы. Вьющиеся. На плече татуировка такая чёрная. Ну ввиде этого… паука, — начал перечислять Семён Семёнович приметы «особо опасного преступника».

— Это же Колька Булгарин! — взвизгнула Лариса. Лицо её стало красным, как помидор — Ведь запретила же я Жанке с ним общаться!

Жанну, несмотря на её громогласные протесты, посадили под домашний арест на неопределённый срок. Тюремщиком юной «узницы» должен был стать всё тот же Семён Семёнович. Нет, Никодим и Лариса не были пуританами. Они понимали, что Жанне пора уже начать интересоваться противоположным полом. И, если бы, девочка «положила глаз» на своего одноклассника Валю Катаева, тихого отличника, помешанного на НЛО, или на менее положительного, но более симпатичного каратиста Костю Карманова, они бы и слова не сказали. Но Колька Булгарин как будто вышел из самых страшных родительских кошмаров. Учился он из рук вон плохо, постоянно ввязывался в драки и всяческие неприятные истории, часто пил портвейн за гаражами вместе с такими же «умудрёнными жизненным опытом» ровесниками, играл с ними в карты. Неизвестно почему в Кольку влюбились почти все его одноклассницы. Возможно, причиной тому явилась его симпатичная внешность. Или же неплохой голос и умение играть на гитаре. Все девочки тринадцати-семнадцати лет прямо-таки таяли, когда Колька, закатив глаза, пел незамысловатые дворовые песенки. Но благосклонностью этой «творческой личности» пользовалась только Жанна, что очень не нравилось её родителям.

В последующие четыре дня взбешённая девочка сидела на своей кровати, читала глупый приключенческий роман и обдумывала планы по обезвреживанию своего тюремщика.

И решила негодница сыграть на слабости своего надоедливого деда. Семён Семёнович для своего возраста неплохо соображал, на память не жаловался, но, как и у многих пожилых людей, у него были свои чудачества. В частности, любил Семён Семёнович лечиться от мнимых и настоящих болезней самыми разными способами. Прибегал к нетрадиционной медицине, уринотерапии и иглоукалыванию. Но особой любовью неугомонного старика пользовались таблетки. Он глотал их буквально горстями, не задумываясь о побочных эфектах и даже зачастую не читая названия на упаковках.

Как на грех, за пару недель до приезда Семёна Семёновича родственик, много лет живший во враждебной Германии, прислал Никодиму таблетки для мужской силы и прямо-таки зверского желания в постели. Аналог знаменитой «Виагры», в общем. От Жанны, естественно, этот факт скрыли, но она, любопытная, как и все подростки, обнаружила таблетки в родительской спальне. И вот теперь в руках маленькой узницы они должны были стать «смертельным оружием».

— Дедушка, я вот недавно прочитала в газете о чудо-таблетках, которые от всех болезней помогают. И от сердца, и от желудка, и от печени. От всего, короче. Ты вчера, я слышала, вечером стонал. Наверное, у тебя что-то болело, — с притворной заботливостью проговорила Жанна, протягивая дедушке горсть волшебных пилюль.

— Да, вчерашние пельмени мне что-то не в прок пошли. Вот живот и болел. Дай-ка, я попробую. Ты у меня просто чудо, — забормотал растроганный старик. И проглотил таблетки, даже не запив их водой.

И вот вскоре начало со стариком твориться что-то странное. Стоило Семёну закрыть глаза, как он погружался в пучину сладостных грёз о каких-то нимфах, которые смазывали розовым маслом его костлявое тело. А дальше… Дорогой читатель, я предоставляю тебе самому представить, какие фантазии посетили в тот жаркий июльский день добродетельного старца. «Эх, была бы со мной Анька, я бы её…», — подумал дед и мысленно сравнил жену с розовощёкими нимфами. Да, эта стокилограммовая желтолицая, морщинистая матрона им явно проигрывала. «А что если…» — подумал дед. Вспомнилось Семёну Семёновичу, как тридцать лет назад он изменил Анне с Лизой Кошелевой, рыжеволосой хохотушкой, с которой в те годы вместе работал. Анна об этом, к счастью, так и не узнала. Иначе страшно представить себе, какие причудливые формы принял бы её гнев. Куда там знаменитому Понтию Пилату?

«Мда, Анька далеко, Лариска и Никодим на работе, Жанна ещё дитя неразумное, почему бы мне не… Но где же взять бабу? Познакомиться на улице с какой-нибудь прелестницей? Нужна ей моя плешивая дурья башка и… и всё остальное. Хм, ну есть же сейчас так называемые жрицы любви. Я передачу по телеку видел буквально на днях. Так, а где они водятся? Правильно, на вокзалах!»

— Вот что, Жанка, я пойду за билетом. Загостился я у вас, — проговорил дед, облачился в лучший костюм Никодима, повисший на нём мешком, прикрыл плешь фуражкой зятя, вылил на себе полфлакона его одеколона, взял всю имевшуюся в доме наличность и… был таков.

Семён Семёнович представлял собой довольно странное зрелище. В слишком тёплом для жаркого летнего дня выходном костюме, с глупой улыбкой на губах. Долго, с множеством пересадок ехал Семён Семёнович на вокзал. Несчастный старик обливался потом, запах которого не мог перебить даже дорогой одеколон. Отчасти причиной его повышенного потоотделения была тёплая, не по сезону одежда. А отчасти неуёмные фантазии, будоражившие ум старика. Самая сокровенная часть тела Семёна Семновича твердела, зудела и горела, как будто её атаковало десять тысяч шершней, слепней или ос.

На вокзале Семёну Семёновичу довольно быстро повезло. Он познакомился там с очаровательными нимфами. Одну из них звали Аэлитой, а другую Виолеттой. Рыжеволосая, разбитная Аэлита напомнила Семёну ту самую Лизу, с которой много лет назад…Мрачная брюнетка со странным именем Виолетта практически всю дорогу молчала. В её серых, как осенний туман в Петербурге, глазах затаились тоска и страх. Но даже этот факт не насторожил обезумевшего от сладостного зуда Семёна. Он плотоядно облизывался и глупо улыбался. Старик находился на вершине блаженства, мечты об обнажённых прелестницах вот-вот должны были сбыться. «А то, что у этой, как её там, Аэлиты зубов не хватает, это, как говорится, мелочи жизни. Нам на это нечего смотреть», — размышлял сластолюбивый старец.

Необычная троица вошла в сиреневый сумрак подъезда тёмно-розового пятиэтажного дома и вскоре оказалась в захламлённой прихожей с запылённым зеркалом, в которое ничего нельзя было рассмотреть. Всё это время неугомонный Семён Семёнович щипал своих очаровательных спутниц за тощие ляжки. От этих заигрываний Виолетта шипела, как рассерженная кошка, а Аэлита громко смеялась, не стесняясь своего щербатого рта. «Какие они красивые и ладные! — думал старик. — Ножки во, туфельки на шпильках, а юбки одно название! Коротюсенькие! А чёрные чулочки…»

Аэлита поставила пластинку с какой-то глупой музыкой и скрылась на кухне, откуда вскоре вернулась с бутылкой шампанского и тремя полными до краёв бокалами. Виолетта с отрешённым видом смотрела в окно.

А дальше… Семён Семёнович очнулся в больничной палате. Оказалось, что какая-то сердобольная старушка обнаружила его крепко спящим на скамейке в костюме Адама ранним летним утром. Приходил следователь, по словам которого Семён стал жертвой особой породы проституток под названием «клофелинщицы».

— Нет, адреса их я не помню, — с грустью говорил опозоренный старик. Ему стало так стыдно, что он готов был провалиться сквозь землю. — У них у самого окна тополь растёт, и от этого в комнате темно. И проигрыватель есть. А в прихожей зеркало пыльное. Живут они на третьем этаже красного пятиэтажного дома. А, может, и на четвёртом. Не могу сказать.

Стоит ли говорить, что это описание ни капельки не помогло востролицему седому следователю с ярко-голубыми глазами? «Клофелинщиц» так и не нашли. Скорее всего, они были «гастролёршами» и сняли квартиру в тёмно-розовой пятиэтажке на сутки.

— Как же ты так, папа? — проговорила Лариса, решившая навестить блудного родителя вместе с горько плачущей дочерью и смущённым мужем.

— Да ладно тебе, Лара, — пробубнил Никодим.- Что уж теперь?

Он совсем не сердился на старика, хотя «сексуальное приключение» последнего стоило мужчине дорогого костюма и немаленькой суммы денег, осевшей в карманах проклятых «клофелинщиц».

— Прости меня, дедушка, — всхлипывая, проговорила Жанна. — Я не хотела, я не думала…

— Вы только Аньке не сообщайте. Убьёт она меня, если узнает, — проговорил несчастный старец.

— Да, конечно, не будем, папа, — заверила его Лариса.

И сдержала-таки своё слово. Семён уже десять лет покоится на городском кладбище, а Анна так и не узнала о его приключениях и потрёпанных жизнью нимфах.

Когда Лариса с Жанной и Никодимом покинули палату, Семён не выдержал и разрыдался. Ему хотелось умереть. Хотя, надо отдать судьбе должное, обошлась она со стариком не слишком сурово. Если бы всё это произошло зимой, несчастный замёрз бы насмерть. Сердце его могло не выдержать смеси «Виагры» или её аналога с коварным средством под названием «Клофелин». Никодим простил Семёну его прегрешения. Дочь тоже разговаривала со стариком довольно благосклонно. Но… Неблагодарный Семён Семёнович клял жизнь и злой рок на чём свет стоит. Но Бог ему судья, как говорится.

На этом, я, пожалуй, и закончу свой рассказ. И, правда, что ещё прибавить к этой абсолютно правдивой истории из жизни?

Конец

Имена и фамилии изменены

Чтобы сделать синтаксический разбор предложений в тексте, введите текст в текстовое поле и
нажмите кнопку разобрать.

Как программа делает разбор предложений?
Программа разбивает весь текст по словам и предложениям, далее разбирает каждое слово по
отдельности, выделяет морфологические признаки и начальную форму слова.

Оцените нашу программу ниже, оставляйте комментарии, мы обязательно ответим.

Морфологический
разбор

Об инструменте

После того как вы нажмете кнопку «Разобрать», вы получите результат синтаксического разбора
предложения.
Сверху результата будет указано количество символов в тексте и количество слов.

Каждая часть речи подсвечивается отдельным цветом, если вы хотите отображать только
определенные части речи в предложении, выберите в панели инструментов нужную вам часть.

Приложение доступно в Google Play

Какой вариант разбора выбрать?

Омонимы — это слова одинаковые по написанию, но разные по значению, такие слова могут
попасться в предложении и программа не может определить какой смысл несет слово.
Здесь нужно выбрать подходящей разбор слова в предложение, смотрите по контексту.

Для этого вам помогут морфологические признаки слова, чтобы их увидеть наведите на слово и в
раскрывающемся меню выберите «Все характеристики».

Часть речи сверху слова

Чтобы показывать часть речи сверху слова, включите соответствующею функцию в настройке
разбора.

Если у вас есть вопросы или пожелания, можете обратиться к нам по электронной почте
admin@rustxt.ru

Я нашел стеклянную банку из-под варенья и круглую железную коробочку от гуталина. А Шурик нашел старую дверную ручку и большую калошу на правую ногу. Потом мы чуть не подрались с ним на чердаке из-за удочки. Я первый увидел удочку и сказал:

— Чур, моя!

Шурик тоже увидел и давай кричать:

— Чур, моя! Чур, моя!

Я схватил удочку, а он тоже вцепился в нее и давай отнимать. Я рассердился — как дерну!.. Он отлетел в сторону и чуть не упал. Потом говорит:

— Подумаешь, очень нужна мне твоя удочка! У меня есть калоша.

— Вот и целуйся со своей калошей, — говорю я, — а удочку нечего рвать из рук.

Я отыскал в сарае лопату и пошел копать червей, чтобы ловить рыбу, а Шурик пошел к бабушке и стал просить у нее спички.

— Зачем тебе спички? — спрашивает бабушка.

— Я, — говорит, — разведу во дворе костер, сверху положу калошу, калоша расплавится, и из нее получится резина.

— Еще чего выдумаешь! — замахала руками бабушка. — Ты тут и дом весь спалишь со своим баловством. Нет, голубчик, и не проси. Что это еще за игрушки с огнем! И слушать ничего не желаю.

Тогда Шурик взял дверную ручку, которую нашел в сарае, привязал к ней веревку, а к другому концу веревки привязал калошу. Ходит по двору, веревку за ручку держит, а калоша за ним по земле ездит.

Куда он — туда и она. Подошел ко мне, увидел, что я червей копаю, и говорит:

— Можешь не стараться: все равно ничего не поймаешь.

— Это почему? — спрашиваю.

— Я заколдую рыбу.

— Пожалуйста, — говорю, — колдуй на здоровье.

Я накопал червей, сложил их в коробочку и пошел к пруду. Пруд был позади двора — там, где колхозный огород начинается. Насадил я на крючок червяка, уселся на берегу и забросил удочку. Сижу и за поплавком слежу. А Шурик подкрался сзади и давай кричать во все горло:

Колдуй, баба, колдуй, дед,

Колдуй, серенький медведь!

Колдуй, баба, колдуй, дед,

Колдуй, серенький медведь!

Я решил молчать и ничего не говорить, потому что с ним всегда так: если скажешь что-нибудь, еще хуже будет.

Наконец он наколдовался, бросил в пруд калошу и стал ее по воде на веревке таскать. Потом придумал такую вещь: бросит калошу на середину пруда и давай в нее камнями швырять, пока не утопит, а потом начинает ее со дна на веревке вытаскивать.

Я сначала молча терпел, а потом как не вытерплю:

— Пошел вон отсюда! — кричу. — Ты распугал мне всю рыбу! А он говорит:

— Все равно ничего не поймаешь: заколдована рыба.

И опять плюх калошу на середину пруда! Я вскочил, схватил палку — и к нему. Он давай удирать, а калоша за ним на веревке так и скачет. Еле убежал от меня.

Вернулся я к пруду и стал снова рыбу ловить. Ловил, ловил… Уже солнышко высоко поднялось, а я все сижу да на поплавок гляжу. Не клюет рыба, хоть тресни! На Шурика злюсь, прямо избить готов. Не то чтоб я в его колдовство поверил, а знаю, что если приду без рыбы, смеяться будет. Уж чего я ни делал: и подальше от берега забрасывал удочку, и поближе, и поглубже крючок опускал — ничего не выходит.

Захотелось мне есть, пошел я домой, вдруг слышу — кто-то в ворота колотит: «Бум-бум! Бах-бах!»

Подхожу к воротам, смотрю, а это Шурик. Достал где-то молоток, гвозди и прибивает к калитке дверную ручку.

— Это ты для чего прибиваешь? — спрашиваю.

Он увидел меня, обрадовался:

— Хи-хи! Рыболов пришел. Где же твоя рыба?

Я говорю:

— Ты зачем прибиваешь ручку? Здесь же есть одна ручка.

— Ничего, — говорит, — пусть две будут. Вдруг одна оторвется.

Прибил ручку, и еще у него один гвоздь остался. Он долго думал, что с этим гвоздем делать, хотел его просто в калитку загнать, потом придумал: приложил калошу подошвой к калитке и стал ее гвоздем приколачивать.

— А это для чего? — спрашиваю.

— Так просто.

— Просто глупо, — говорю я.

Вдруг смотрим — дедушка с работы идет. Шурик испугался, давай отрывать калошу, а она не отрывается. Тогда он встал, загородил калошу спиной и стоит.

Дедушка подошел и говорит:

— Вот молодцы, ребятки! Только приехали — и за работу сразу… Кто это придумал к калитке вторую ручку прибить?

— Это, — говорю, — Шурик.

Дедушка только крякнул.

— Ну что ж, — говорит, — теперь у нас две ручки будет: одна сверху, другая снизу. Вдруг какой-нибудь коротенький человек придет. До верхней ручки ему не дотянуться, так он до нижней достанет.

Тут дедушка заметил калошу:

— А это еще что?

Я так и фыркнул. «Ну, — думаю, — сейчас Шурику от дедушки будет».

Шурик покраснел, сам не знает, что тут ответить.

А дедушка говорит:

— Это что ж? Это, наверно, все равно что ящик для писем. Придет почтальон, увидит, что дома никого нет, сунет письмо в калошу и пойдет дальше. Очень остроумно придумано.

— Это я сам придумал! — похвастался Шурик.

— Да неужто?

— Честное слово!

— Ну молодец! — развел руками дедушка.

За обедом дедушка все разводил руками и рассказывал бабушке про эту калошу:

— Понимаешь, какой остроумный ребенок! До чего сам додумался, ты не поверишь даже! Понимаешь, калошу к калитке, а? Я давно говорю, что надо ящик для писем прибить, а того и не сообразить мне, что проще калошу.

— Ладно уж, — усмехнулась бабушка. — Я куплю ящик, а пока пусть повисит калоша.

После обеда Шурик побежал в сад, а дедушка говорит:

— Ну, Шурик у нас уже отличился, а ты, Николка, тоже небось чего-нибудь наработал. Ты уж признавайся, порадуй дедушку.

— Я, — говорю, — ловил рыбу, да рыба не ловится.

— А ты где ловил?

— В пруду.

— Э… — протянул дедушка, — какая же тут рыба? Этот пруд недавно вырыли. Тут даже лягушки еще не развелись. А ты, голубчик, не поленись, пойди на речку. Там у мостика течение быстрое. На этой быстринке и полови.

Дедушка ушел на работу, а я взял удочку и говорю Шурику:

— Пойдем на реку, будем вместе рыбу ловить.

— Ага, — говорит, — испугался! Теперь подлизываешься!

— Зачем мне подлизываться?

— А чтоб я не колдовал больше.

— Колдуй, — говорю, — пожалуйста.

Взял я коробку с червями, банку из-под варенья, чтоб было куда рыбу сажать, и пошел. А Шурик сзади поплелся.

Пришли на реку. Я пристроился на берегу, недалеко от моста, где течение побыстрей, забросил удочку.

А Шурик толчется возле меня и все бормочет:

Колдуй, баба, колдуй, дед,

Колдуй, серенький медведь!

Помолчит чуточку, помолчит, а потом снова:

Колдуй, баба, колдуй, дед…

Вдруг рыба как клюнет, я как дерну удочку! Рыба сверкнула в воздухе, сорвалась с крючка, упала на берег и ну плясать возле самой воды.

Шурик как крикнет:

— Держи ее!

Бросился к рыбе и давай ловить. Рыба по берегу скачет, а он прямо животом на нее бросается, никак поймать не может; чуть она не удрала обратно в реку.

Наконец он ее схватил. Я набрал в банку воды, Шурик пустил в нее рыбу и стал разглядывать.

— Это, — говорит, — окунь. Честное слово, окунь! Видишь, какие у него полоски. Чур, мой будет!

— Ладно, пусть будет твой. Мы еще много наловим.

В этот день мы долго удили. Поймали шесть окуньков, четырех пескарей и даже ершика одного выудили.

На обратном пути Шурик нес банку с рыбой и даже подержать не давал мне. Он был очень рад и совсем не обиделся, когда увидел, что его калоша исчезла, а вместо нее на калитке висит новенький голубой ящик для писем.

— Ну и пусть, — сказал он. — По-моему, ящик еще даже лучше калоши.

Он махнул рукой и поскорей побежал показывать рыбу бабушке. Бабушка похвалила нас.

А потом я ему сказал:

— Вот видишь, а ты колдовал! Ничего твое колдовство не значит. Я в колдовство не верю.

— У! — сказал Шурик. — А я, думаешь, верю? Это одни только дикари верят да старенькие старушки.

Этим он очень насмешил бабушку, потому что бабушка хоть и была старенькая, но тоже не верила в колдовство.

(Илл. И.Семёнова)