Кавказские рассказы о богатырях

• Полный текст
• Часть первая. Газават (Священная война)
• Аул
• Джамаат
• Газават
• Степан Груздев
• Пир в ауле
• Набег
• В ущелье
• Дело крови
• Месть
• Суд людской
• Божий суд
• Радость забытой крепости
• Нина
• Первая тревога
• Что такое мюриды?
• Да-а-вад
• Ночью
• Дербент в начале сороковых годов
• У коменданта
• Часть вторая. Кавказские богатыри. В огневом кольце
• Первый удар
• Атака
• Милость!
• Шамиль
• Нина за работой
• Кабардинские певцы
• В огненном кольце
• Ливень
• Суд Шамиля и удача крепости
• Удача Незамай-Козла
• Вызов Хатхуа
• Горе забытой крепости
• Часть третья. Кавказские богатыри. Победа!
• Есть нечего!
• Корабль в бурю
• Поход
• В завалах
• Бой в облаках
• Опять в Салтах
• Поход титанов
• Последняя ночь аула
• Тебе Бога хвалим!..
• После победы
• В освобождённой крепости
• Тифлис
• Первые впечатления
• У наместника
• Пленные
• В Петербурге
• У императора
• Дома

Часть первая. Газават (Священная война)

Аул

На скале, точно на ладони при­под­ня­тый к самому небу, весь в розо­вом сия­нии утрен­ней зари, лепился камен­ный, скле­ив­шийся из башен аул. С одной сто­роны над без­дною он повис ласточ­ки­ным гнез­дом. В потём­ках про­па­сти воро­ча­лось и сто­нало неуго­мон­ное чудо­вище гор­ного потока. Сакли будто выросли из самого утёса. По край­ней мере, нельзя было опре­де­лить, где кон­чался он и начи­на­лись те. От гро­хота воды, буше­вав­шей в тес­ни­нах, иной раз чуди­лось, точно вздра­ги­вали горы. Во время оно крики таких же пото­ков под­слу­шал грек-стран­ник и создал див­ный миф о Про­ме­тее, при­ко­ван­ном к кав­каз­скому утёсу. Лез­гины тоже оду­шев­ляли свою гроз­ную при­роду: по ночам ангелы все­мо­гу­щего Аллаха пада­ю­щими звёз­дами пора­жают гор­дых шай­та­нов, и побеж­дён­ные демоны низ­вер­га­ются в глу­бину даге­стан­ских бездн и там, в пене и вол­нах сту­дё­ных вод, мучатся от невы­но­си­мых страданий.

Оди­но­кое дерево чуть-чуть выда­лось куд­ря­вою вер­ши­ною над зуб­ча­тою сте­ной у самого купола гор­ной мечети, тоже похо­жей на башню. Напря­гая зре­ние, отсюда, в осле­пи­тель­ном блеске уже родив­ше­гося дня, можно было бы отли­чить и на дру­гих утё­сах далеко-далеко забрав­ши­еся в самое под­не­бе­сье такие же аулы. Кажется, дунет ветер посиль­нее, и все их башни и стены разом сне­сёт в без­дон­ные про­валы по сто­ро­нам. Но годы про­хо­дят за годами; непо­годы бешено гро­мят гор­ные узлы и твер­дыни Даге­стана, а скалы лез­гин­ских аулов стоят себе среди камен­ного вели­ко­ле­пия своей сумрач­ной родины.

Тишина!..

Такая тишина, что шум пото­ков в без­днах ещё более отте­няет её. Гул­кий выстрел, про­ка­тив­шийся по дну запо­ло­нён­ного тума­ном уще­лья, повто­рился несчётно отда­лён­ней­шими доли­нами. Ему ото­зва­лись при­ве­том на при­вет скалы, каких не разо­брало бы око зор­кого вер­шин­ного горца, при­вык­шего к без­гра­нич­ным гори­зон­там. В бли­жай­шем ауле на плос­кую кровлю сакли выбе­жал лез­гин, при­ста­вил ладонь к бро­вям, пыта­ясь всмот­реться вниз во мглу. Но там опять всё замерло, и, постояв немного, он сооб­ра­зил, что по заре охот­ники-дидойцы высле­дили джей­рана у воды. В самой сакле просну­лась и на её камен­ный порог выбе­жала девушка с гли­ня­ным кув­ши­ном в руках.

— Эй, урус[1]! — задорно и громко крик­нула она во мглу ещё не проснув­ше­гося ущелья…

Из этой мглы высту­пала только тём­ная плос­кая кровля зате­ряв­шейся там сакли.

— Урус! Тебя я зову! — сме­я­лась она, свер­кая боль­шими, чёр­ными гла­зами, над кото­рыми срас­та­лись тон­кие брови.

Ей не отве­чал никто.

— Спит ещё, должно быть!

Она стала уве­ренно спус­каться вниз к потоку, шумев­шему в тумане, по кро­хот­ным сту­пе­ням, выруб­лен­ным в цель­ной скале. Она даже не смот­рела, куда идёт, до того осво­и­лась с этою козьей тро­пою. Ей от про­хлады внизу стало весело.

— Что ж это Аслан-Коз… и дру­гие?.. Или я встала слиш­ком рано.

Около был кло­чок земли, на кото­ром рас­крыли бла­го­ухан­ные вен­чики гор­ные фиалки. Девушка поста­вила кув­шин и, в ожи­да­нии дру­гих лез­ги­нок, села на камен­ную сту­пень, глядя вниз. Её не сму­щало, что путь был про­бит над про­па­стью, по кар­низу, где только и поме­ща­лась её узень­кая ступня. Она даже стала шалов­ливо рас­ка­чи­ваться, рискуя сле­теть в без­дон­ную низину. Её в утрен­нем воз­духе точно под­дер­жи­вали крылья.

— Эй, урус! — крик­нула она ещё раз.

Эхо замерло в далё­ком уще­лье, но никто опять не отозвался.

Она нена­долго заду­ма­лась, о чём — и сама бы не отве­тила, и вдруг по всему этому уще­лью про­ка­тился её звуч­ный, груд­ной голос. Каза­лось, чуд­ной при­роде недо­ста­вало только песни, чтобы разом стрях­нуть с себя оча­ро­ва­ние холод­ной ночи.

Полу­за­жму­рясь, девушка пела, нисколько не забо­тясь, слу­шает её кто или нет:

‎«Смер­то­нос­ный кли­нок мой со мною,
Я очи­стил и дуло ружья.
Глаз мой верен и зорок… С тобою
Будет весело гор­ной тропою
Убе­жать нам, орлица моя!
‎Пусть настиг­нет, испол­нен­ный мести,
Твой отец, нас обоих кляня.
Уме­реть не боимся мы вместе: —
Пуля мет­кая — в сердце невесте,
Смер­то­нос­ный кли­нок — для меня.
‎Азраил уне­сёт нас высоко,
Где вол­шеб­ные птицы поют.
У двор­цов бирю­зо­вых Пророка
Там пре­крас­ные звёзды востока
На дере­вьях вол­шеб­ных цветут».

Она даже под­няла голову вверх, точно желая рас­смот­реть, не пока­жется ли и ей в густев­шей уже синеве неба ска­зоч­ный дво­рец, но, вме­сто его бирю­зо­вых стен, она уви­дела своих подруг, по таким же узень­ким тро­пин­кам и лест­ни­цам бежав­ших с кув­ши­нами на пра­вом плече и звав­ших её.

— Сел­та­нет, Сел­та­нет! Ты все­гда пер­вая!.. Ран­няя птичка!..

Они вме­сте сошли вниз, откуда скоро послы­шался звон воды, падав­шей в кув­шины, и гром­кий смех моло­дых лез­ги­нок. Сел­та­нет хохо­тала громче всех, точно отводя душу после дол­гого мол­ча­ния в доме суро­вого отца.

— Что это с тобою? — спра­ши­вали её дру­гие девушки.

— Ей урус сего­дня сорвёт ветку аксана!

Сел­та­нет нахму­ри­лась. Сорвать ветку этого гор­ного куста зна­чило то же, что посвататься.

— Мне неза­чем: меня ещё не соби­ра­ются про­да­вать туркам.

Одна из деву­шек бес­печно захохотала.

— Это ты «на мою кровлю шелуху выбро­сила». Что ж, я нисколько не жалею, что меня отец про­даёт. Мне уж надо­ело здесь на одних чуре­ках да на кис­лом арьяне[2] сидеть. Рубашки не на что сшить: одна, да и та в лох­мо­тьях. А там богато живут: каж­дый день буду новые шёл­ко­вые шаль­вары наде­вать… С позу­мен­тами. Чахлан[3] в золоте… Все мне поза­ви­дуют; без бара­нины есть не стану. Ни одна кази­ку­мукская неве­ста такой жизни не видала. Все вы ста­нете зави­до­вать Девлет-Кан. Каж­дое утро я буду пить душаб[4].

— Куку­руза дома лучше шер­бета на чужбине!

— Оставь её, Сел­та­нет; ты видишь, девка с ума сошла совсем. Ско­рее заста­вишь змею хво­стом шипеть, чем её убедишь.

Сел­та­нет ещё раз огля­ну­лась на тол­стую Девлет-Кан и, пока­чав голо­вою, пошла вверх. За нею быстро поды­ма­лась та, кото­рая пер­вою ото­зва­лась ей.

— Ну, что, Сел­та­нет, ты всё сде­лала, что я сове­то­вала тебе?

— Да, Аслан-Коз! Поло­жила себе на ночь под подушку тур­лан с жаре­ными зёр­нами ячменя.

— А тур­лан сама вырвала в поле?

— Как солнце сади­лось, — нашла эту траву и выдер­нула, глядя на запад, к Мекке.

— И всё зелё­ным шёл­ком завернула?

— Как ты гово­рила, так и сде­лала. Только Бог знает какие сны видели: душили меня, в воде я тонула, в про­па­сти падала.

— Это зна­чит — «дивы» пошу­тили над тобою. Повтори ещё раз сего­дня. Да! Ведь вчера суб­бота была, — тогда всё понятно. Суб­бота самый несчаст­ный день в неделе, — в суб­боту, сама зна­ешь, никто ничего не пред­при­ни­мает. А уж гадать и подавно не сле­дует. Повтори опять сего­дня, — уви­дишь. Я на про­шлой неделе сде­лала это в ночь на чет­верг, — отлич­ный сон видела. Как будто мой брат из набега при­вёз про­пасть вся­кого добра, и шёл­ко­вых мате­рий, и золо­тых монет. А Селим вме­сте с ним столько награ­бил, что сразу весь калым запла­тил за меня отцу и женился на мне. Должно быть, скоро наши уйдут на газа­ват[5], за Дер­бент и тогда сон мой испол­нится. Жаль, Сел­та­нет, что после таких снов про­сы­паться при­хо­дится! Вме­сте бы мы и сва­дьбу сыграли.

— Не вби­вай гвоздя в стену для рогов, когда тур ещё по горам бегает.

— Сон на чет­верг лгать не может. Чет­верг не суб­бота. А мне жалко Девлет-Кан, всё-таки она росла с нами.

— Что её жалеть; тоже нашла! Она спит и видит, чтобы её про­дали ско­рее. И родня у неё всё такая. Бабка её у нас по горам сла­ви­лась — кол­ду­нья была. Никто лучше её не мог найти хапу­ли­п­хер[6] в поле. А искала ведь в тём­ные ночи, когда ни одной звезды на небе не было!

— Зачем ей?

— Много она народа этим кор­нем испор­тила! Ты зна­ешь, он ведь на мед­ве­жью лапу похож. Рвать его надо с умом. Лечь на землю так, чтобы собою все его листья покрыть, вырвать сразу, — когда окан­чи­ва­ешь закля­тье, а потом высу­шить в печи и опрыс­кать кро­вью совы… Тогда при­ме­шай к просу или к айрану — и дай кому хочешь, сей­час же залает соба­кой, ум поте­ряет, высох­нет весь и умрёт. Такого испор­чен­ного убить надо, потому что он на смерть может заку­сать каждого.

— Ну, Девлет-Кан не такая. Она про­сто глупа.

— Не такая? А я раз её на чем пой­мала. Иду мимо ночью, а она золу из дому выбра­сы­вает[7]. Не такая! Нет, уж лучше пусть её тур­кам про­да­дут. Может быть, и в самом деле ей там слаще будет.

Аслан-Коз обо­рва­лась разом.

Над одной из башен вверху, сто­яв­шей на самом темени утёса, пока­зался мулла в зелё­ной чалме и, оки­нув взгля­дом горы и уще­лья, вдруг при­ло­жил к губам ладони и на весь этот про­стор, над без­люд­ными ули­цами аула мед­ленно и печально стал выкри­ки­вать свя­щен­ные слова Корана:

— Ля-илляхи-иль-Алла!.. Маго­мет-рас­суль-Алла!..[8]

Точно ожи­дав­ший этого при­зыва, на голос муэд­зина со всех сто­рон на кровли саклей выпол­зал народ. У каж­дого лез­гина был ков­рик в руках, у кого такого не было, тот выхо­дил с чер­кес­кой. Разо­стлав их на крыше, пра­во­вер­ные ста­но­ви­лись на колени.

Начи­нался самый важ­ный из нама­зов — пер­вый утрен­ний. Все в ожи­да­нии его уже совер­шили поло­жен­ное зако­ном омо­ве­ние и теперь, обра­ща­ясь лицом к Мекке, читали молитвы и делали уста­нов­лен­ные поклоны. Про­пу­стить этот намаз — боль­шой грех. Вышел на кровлю и отец Сел­та­нет, снял верх­нюю одежду, разо­стлал её и, сна­чала стоя, про­чёл первую молитву — альхам:

«Во имя Бога мило­сер­дого, да будет бла­го­сло­вен день и час сей. Хвала Гос­поду всех тва­рей, Царю суд­ного дня. Хвала Вла­дыке доб­ро­де­ю­щему всем на земле, име­ю­щим дыха­ние, и на том свете воз­на­граж­да­ю­щему доб­рых и кара­ю­щему злых… Тебе мы слу­жим, к Тебе при­бе­гаем за помо­щью, настави нас на путь пра­вый, угод­ный Тебе, отклони от нас всё злое. Избави нас от соблаз­нов шай­тана. Да будет так, да будет так, да будет так!»

Ста­рик теперь опу­стился на колени.

Окон­чив намаз, ста­рик строго посмот­рел на сто­яв­ших внизу в бла­го­го­ве­нии Сел­та­нет и Аслан-Коз.

— Если бы вы не бол­тали внизу лиш­него, — не опаз­ды­вали бы к молитве… Неда­ром наша посло­вица гово­рит: где собе­рутся две девушки, — там три зла, потому что между ними все­гда шайтан!

Он дождался, когда зелё­ная чалма муллы исчезла с башни, заме­няв­шей здесь мина­рет, и зорко начал вгля­ды­ваться в глу­бину долин, откуда туман уж поды­мался вверх по утё­сам и скло­нам гор. Сакля ста­рого Гас­сана сто­яла у края аула — там, где защит­ни­ками его были постро­ены про вся­кий слу­чай камен­ные стены с зуб­цами. За ними — про­пасть, по дру­гую сто­рону кото­рой далеко-далеко одно за дру­гим рас­ки­ды­ва­лись уще­лья, и долины, и Бог весть где — в воз­духе, у самого небо­склона, голу­бел похо­жий на мираж Каспий.

Когда отец Сел­та­нет устал смот­реть вдаль, вни­ма­ние его вызвал шум на узких ули­цах аула. Путь по ним шёл сту­пе­нями, то вверх, то вниз. Они зме­и­лись во все сто­роны, то оги­бая выступы скалы, то минуя тре­щину, дна кото­рой было не видно, пере­пле­та­лись узлами, запу­ты­ва­лись в лаби­ринты и рас­па­да­лись на дру­гие но вся­кий раз так, чтобы любое место их можно было обстре­ли­вать, по край­ней мере из трёх или четы­рёх пунк­тов сразу. Часто попе­рёк такой тес­нины между сак­лями тор­чала башня, опи­рав­ша­яся на их кровли и кое-как выло­жен­ная из дикого камня. Пере­го­ра­жи­вая улицу, она давала воз­мож­ность несколь­ким удаль­цам, засев­шим в неё, бить на выбор вверх или вниз всех, кто неосто­рожно забрался бы в эту западню. Про­ход для народа был под баш­ней, а её бой­ницы грозно смот­рели во все сто­роны. Самые сакли лез­гин­ского аула были выстро­ены так, что вся­кая при необ­хо­ди­мо­сти могла обра­титься в кре­пость. Окна узкие и чёр­ные были доста­точны для ружей­ного дула, но слиш­ком малы для того, чтобы свет про­ни­кал в тем­ноту, за ними. Плос­кие кровли, кры­тые киром, тоже сту­пе­нями лест­ниц раз­бе­га­лись во все сто­роны. Эти сту­пени покрыли вер­шину горы, на самое темя кото­рой взо­бра­лась ста­рая мечеть. Каж­дая кровля была дво­ри­ком для сле­ду­ю­щей, сто­яв­шей над ней, сакли. От одной к дру­гой часто опус­ка­лись дере­вян­ные лесенки, и сло­во­охот­ли­вые лез­гинки вовсе не нуж­да­лись в ули­цах, чтобы с одного конца этого насе­лён­ного и боль­шого аула попасть на дру­гой его край. Кое-где были пло­щадки с ладонь. На них порою тор­чало жал­кое деревцо, чаще всего кара­гач, не нахо­див­шее доста­точно соков в жёст­ком теле утёса, тре­щины, кото­рого оно запо­ло­няло сво­ими цеп­кими кор­нями. Около мечети, вверху, по обы­чаю, рас­ки­ды­ва­лась глав­ная ауль­ная пло­щадь — Гуде­кан, где про­ис­хо­дил джа­маат — народ­ные собра­ния, советы ста­ри­ков. Издали пло­щади этой видно не было, но зато на неё снизу горцы нанесли в кор­зи­нах земли, и там выросла един­ствен­ная здесь могу­чая чинара, покры­вав­шая её шатром своих вет­вей. Со всех сто­рон на этой пло­щади сде­ланы были навесы, под кото­рыми в обык­но­вен­ные дни про­да­ва­лись вся­кая мелочь и ору­жие. В празд­ники здесь совер­шался суд по обы­чаю (адат), или по Корану (шариат). Ста­рик Гас­сан вырос в этом ауле. В моло­до­сти он выез­жал отсюда только в набеги на рус­ские ста­ницы; но когда глаза его стали плохо видеть, а душа охла­дела к бое­вым при­клю­че­ниям, он засел в скале и стал только при­ни­мать уча­стие в джа­ма­ате. Вли­я­ние его на нём росло, и он вме­сте с дру­гими «почёт­ными ста­ри­ками» стал кра­сить себе бороду в крас­ное — хною, зани­мал в мечети место у решётки, за кото­рой засе­дали мутал­лимы, и во всех про­цес­сиях ему при­над­ле­жала завид­ная роль нести перед мул­лою саблю и рубить голову жерт­вен­ному барану, кровь кото­рого непре­менно должна была брыз­нуть на сту­пень мечети. У Гас­сана была только одна дочь Сел­та­нет, но он гор­дился ею. Такой кра­са­вицы не было ни в одном из окрест­ных аулов. Джан­сеид хотел жениться на ней, — но у кав­каз­ских гор­цев невест поку­пали, а ста­рик знал цену сво­ему товару и назна­чил за девушку такой калым, что юноше оста­ва­лось или отка­заться от неё, или сде­лать отча­ян­ный набег в рус­ские пре­делы. Он ждал такого вме­сте с своим дру­гом Сели­мом, жени­хом Аслан-Коз. В лез­гин­ских аулах девушки были сво­бодны. Они дела­лись рабы­нями, только выходя замуж, когда ста­рухи покры­вали им лицо белыми чадрами.

Солнце начи­нало уже сильно пригревать.

Гас­сан сбро­сил длин­ную тав­лин­скую шубу с узкими рука­вами в кото­рые нельзя было про­су­нуть руки, рука­вами, падав­шими на землю и воло­чив­ши­мися по ней, — и рас­тя­нулся на плос­кой кровле. Он стал было засы­пать, как вдруг вздрог­нул и под­нялся. Совсем не в уроч­ное время «будун» — помощ­ник муллы с вер­хушки башни стал выкри­ки­вать на весь лез­гин­ский аул — при­зыв на джамаат:

‎«Велик Аллах, велик Аллах!..
Сви­де­тель­ствую: нет иного, кроме Единого!
Сви­де­тель­ствую: Маго­мет — посол его!..
При­хо­дите молиться,
При­хо­дите к счастью:
Молитва лучше сна и покоя!..
‎Велик Бог, велик Бог! —
Нет Бога, кроме Бога —
Схо­ди­тесь, пра­во­вер­ные, к джамаату,
Бро­сайте сакли и занятия,
Торо­пи­тесь послу­жить делу веры,
И да будет про­клят тот,
Кто отвра­тит сердце от этого призыва!..»

Аул ожил.

Точно кто-то рас­ше­ве­лил мура­вей­ник. Сту­пени узких улиц покры­лись наро­дом. Люди пере­ска­ки­вали с кровли на кровлю, пере­кли­ка­лись с одной башни в дру­гую. Ста­рик Гас­сан опра­вил на поясе кин­жал, с кото­рым горец не рас­ста­ётся даже у себя в сакле, крик­нул Сел­та­нет, чтобы та подала ему писто­леты и папаху, опять надел на плечи длин­ную тав­лин­скую шубу и с важ­ным видом сошёл в тень и про­хладу зако­улка, круто под­ни­мав­ше­гося вверх к мечети. По пути его нагнал дру­гой «почёт­ный ста­рик», тоже с окра­шен­ною хною боро­дою, но в зелё­ной чалме.

— Алла да бла­го­сло­вит тебя, Гассан.

— Милость его на тебе.

Обоих раз­би­рало любо­пыт­ство: зачем их зовут на гуде­кан, что за джа­маат дол­жен там собраться? Но оба были бы слиш­ком пло­хими гор­скими дипло­ма­тами, если бы выра­зили это хоть одним вопро­сом. Напро­тив, лица у обоих выра­жали, как будто каж­дый из них отлично знает в чём дело, но бере­жёт это про себя. Гас­сан тем не менее не выдер­жал и спро­сил у приятеля:

— Вчера кабар­дин­ский князь при­е­хал и оста­но­вился в кунац­кой у муллы?

— Я его видел. Шашка в золоте… Конь из Кара­баха, — шерсть так и горит на солнце. Ночью при­везли ста­рого турец­кого муллу, того самого, что недавно жил у кази­ку­мух­цев и хунзахцев.

— Он у себя в Тре­би­зонде вели­кий шейх.

Позади нетер­пе­ливо поды­ма­лась толпа моло­дёжи. Их чер­кески были в позу­мен­тах, ору­жие в серебре. Только несколько узде­ней между ними щего­ляли лох­мо­тьями, точно пока­зы­вая пре­зре­ние к пыш­но­сти. Глаза у всех так и горели. Хоте­лось каж­дому узнать ско­рее, зачем зовут на джа­маат, но никто не решался пере­гнать ста­ри­ков, мед­ленно поды­мав­шихся впе­реди. Даже когда уста­лый Гас­сан оста­но­вился и рукою при­гла­сил их идти далее, Джан­сеид и Селим, шед­шие в голове этой вне­запно при­сми­рев­шей орды, покорно сло­жили руки на груди и поту­пи­лись в знак пол­ного самоотречения.

— Идите, идите! Моло­дым соко­лам трудно ожи­дать ста­рых осла­бев­ших ворон.

— Нет, отец, — ото­звался Джан­сеид, — у нас ещё только отрас­тают когти, — кому же, как не силь­ному лез­гин­скому орлу вести нас и в бой, и на джамаат.

Гас­сан лас­ково улыб­нулся и поло­жил руку на плечо Джансеиду.

— Помоги мне, соколёнок.

Он поды­мался вверх, опи­ра­ясь на него, и Джан­сеид боялся только одного, как бы не осту­питься, урав­ни­вая свой шаг с мед­лен­ною посту­пью отца своей Сел­та­нет. Джан­сеид являлся образ­чи­ком гор­ской кра­соты и ста­рик Гас­сан искоса любо­вался им.

«Я сам был когда-то такой», — думал он.

Под чёр­ными срас­тав­ши­мися бро­вями открыто смот­рели пла­мен­ные глаза. Тон­кий нос при­да­вал лицу моло­дого лез­гина что-то хищ­ное. Смело улы­ба­лись губы, и выра­же­ние силы и муже­ства лежало на всей его фигуре, ска­зы­ва­лось в каж­дом его дви­же­нии. Широ­кие плечи и тон­кая, как у девушки, талия — по гор­ской посло­вице, — если бы он лёг на бок, то под его ста­ном сво­бодно могла про­бе­жать кошка.

[1] Урус — русский.

[2] Арьян — простокваша.

[3] Чахлан — куртка.

[4] Душаб — питьё, состав­лен­ное из мёду с лепест­ками раз­лич­ных цветов.

[5] Газа­ват — свя­щен­ная война с неверными.

[6] Хапу­ли­п­хер — соба­чья — лай-трава.

[7] Это, по мне­нию суе­вер­ных лез­гин зна­чит наво­дить порчу на ту сто­рону, куда летит зола.

[8] Ля-илляхи-иль-Алла!.. Маго­мет-рас­суль-Алла!.. — Нет Бога, кроме Бога, и Маго­мет про­рок Бога!..

• Генезис и становление эпоса.
• Собирание, изучение и публикация сказаний.
• Историческая действительность и художественный вымысел в сказаниях.
• Родовая организация нартов в сказаниях.
• Основные сюжеты сказаний.
• Циклизация эпоса.
• Цикл Ахсара и Ахсартага.
• Цикл Урузмага и Сатáны.
• Цикл Сослана.
• Цикл Батрадза.
• Средства художественной выразительности.
• Основные герои сказаний.
• Ахсар и Ахсартаг
• Урызмаг и Сатáна.
• Сослан
• Батрадз
• Ацамаз
• Сырдон
• Богоборческие мотивы.

НАРТСКИЙ (НАРТОВСКИЙ) ЭПОС – эпос, бытующий у осетин, адыгов (кабардинцев, черкесов и адыгейцев), также известный абхазцам, чеченцам и ингушам и др., основу которого составляют сказания о происхождении и приключениях героев-богатырей («нартов»).

Вопрос о генезисе эпоса, получившего распространение практически у всех народов Северного Кавказа, очень сложен, поскольку эти народы принадлежат к различным языковым группам. При этом, хотя многие сюжеты и мотивы сказаний почти идентичны, а имена героев схожи (Ацамаз – у осетин, Ашамез – у адыгов, Ачамаз – у чеченцев и ингушей; Сослан – у осетин, Сосрук – у балкарцев, Сеска Солса – у чеченцев и ингушей), у каждого народа эпос имеет специфические черты, присущие только этой версии, значительно разнясь как по деталям, так и по отношению к героям эпоса. Это объясняется тем, что народные сказители вносили в предания черты и образы, поверья и представления, характерные именно для своего народа. Нередко тот или иной герой встречается лишь в конкретном эпосе (таковы Цвицв у абхазов, Тлепш у адыгов, Уархаг у осетин), однако эти герои зачастую имеют функционально соответствующие им аналоги в других эпосах. Наиболее изученными являются осетинский и адыгский варианты сказаний о нартах.

Генезис и становление эпоса.

Исследователи полагают, что эпос начал создаваться в 8–7 вв. до нашей эры, а в 13–14 вв. разрозненные сказания стали объединяться в циклы, группируясь вокруг какого-либо героя или события.

Из-за отсутствия письменных источников невозможно восстановить полную картину того, как происходило развитие и формирование эпоса. Лишь отрывочные данные, содержащиеся в трудах Геродота и Мацеллина, а также в хрониках Армении и Грузии, позволяют судить об историко-культурной среде, в которой зарождались сказания о нартах.

В.О.Миллеру и Ж.Демюзилю путем вычленения древнейших пластов эпоса и последующего лингвистического и историко-культурного анализа удалось показать, что у истоков его были, по-видимому, племена североиранских скифо-сарматов и аланов, населявшие территорию нынешнего юга России в I тысячелетии до нашей эры, а также племена, создавшие кобанскую культуру Центрального Кавказа (бронзовый век). Детали, характеризующие быт этих племен, описание которых можно найти у историков и географов древности, встречаются в нартских преданиях либо в художественно переработанном, либо почти в том же виде, в каком были зафиксированы еще римлянами и греками. Даже имена старейших героев сказаний (Уаерхаег, Ахсартаег, Уырызмаег, Сырдон) имеют иранское происхождение. Исследователи указывают на ряд сюжетных параллелей между нартским эпосом и кельтскими и скандинавскими легендами.

Позднее, в 13–14 вв., эпос испытал значительное влияние татаро-монгольской культуры. Имена Батрадз, Хамыц, Сослан, Елтаган, Сайнаг, Маргудз имеют монгольское и тюркское происхождение. Однако, как отмечает В.И.Абаев, несмотря на тюркское происхождение имен некоторых героев, а также отдельные совпадения в сюжетах и мотивах, сказания, относящиеся ко второму пласту эпоса, абсолютно оригинальны.

Относительно происхождения слова «нарт» ученые не пришли к единому мнению; часть из них усматривает сходство с иранским словом «нар» (мужчина), осетинским «нае арт» (наш огонь) и древнеиндийским корнем «нрт» (плясать). В.И.Абаев полагал, что слово «нарт» восходит к монгольскому корню «нара» – солнце (многие герои эпоса связаны с солярным мифом). Слово «нарт» образовано из этого слова с добавлением суффикса «-т», который является указателем множественного числа существительных в осетинском языке. По тому же принципу до сих пор образуются осетинские фамилии.

Собирание, изучение и публикация сказаний.

Впервые о существовании нартского эпоса упомянуто в книге Ю.Клапрота Путешествие на Кавказ и в Грузию (1812). Однако первые записи, сделанные В.Цораевым и братьями Д. и Г.Шанаевыми, относятся к 1870–80-м. Русский перевод двух сказаний был опубликован академиком А.Шифером в 1868. Эпосом заинтересовался также В.Пфафф, который издал несколько сказаний в переводе на русский язык.

Представитель «исторической школы» в русской фольклористике В.О.Миллер (1848–1913) был первым, кто занялся научным изучением осетинского фольклора, в частности, в 1880–90-х он опубликовал нартские сказания на осетинском языке, снабдив их русским переводом и комментариями.

Французский историк и филолог Ж.Дюмезиль (1898–1986) в 1930 издал книгу Легенды о нартах, куда были включены все вышедшие прежде сказания, причем как осетинские, так и кабардинские, черкесские, балкарские и карачаевские, чеченские и ингушские варианты.

Огромный вклад в изучение эпоса сделал советский ученый, лингвист, исследователь мифологии и фольклора иранских народов В.И.Абаев (1900–2001). В частности, он был научным консультантом фундаментального издания Нарты. Осетинский героический эпос, куда вошли расположенные по циклам тексты (с вариантами) на осетинском языке, в том виде, как они были записаны у народных сказителей, а также максимально близкие к оригиналу переводы на русский язык.

Кроме того, на русском языке издавались переводы и литературные обработки сказаний о нартах, выполненные Ю.Либединским, В.Дынник, Р.Ивневым, и поэтические переложения фрагментов эпоса А.Кубалова, Г.Maлиева и др.

Историческая действительность и художественный вымысел в сказаниях.

В нартских сказаниях действительность переплетена с художественным вымыслом. Здесь отсутствуют описания исторических событий в их хронологической последовательности, но действительность находит отражение в именовании местностей, где разворачивается действие отдельных эпизодов, а также в именах некоторых героев. Так, армянский историк Мовсес Хоренаци передает легенды об аланской царевне Сатаник (5 в.), в которых можно обнаружить отдельные сюжеты из нартских сказаний о Сатáне.

В имени Сайнаг-алдара, выступающего то союзником, то противником нартов, исследователи видят трансформацию титула хана Батыя – Саин-хан («славный хан»), а в названии чудовища Хъандзаргаса, взявшего в плен многих нартов, искаженное слово «Хъан-Ченгес» (Чингисхан).

Помимо этого, упоминаются Черное море, Кумская равнина и такие народы, как печенеги и терские тюрки.

Многие мотивы сказаний являются отражением обычаев и верований, бытовавших у алан, либо скифов-сарматов. Так, предание, повествующее о том, как пытались умертвить одряхлевшего Урызмага, – связано с обычаем скифов убивать в ритуальных целях своих стариков. Шуба Сослана, сделанная из скальпов врагов, – отзвук описанного еще Геродотом обычая скифов скальпировать убитого в бою врага, с тем, чтобы потом украшать скальпами уздечку коня или шить из них плащи. В переодевании Сослана в волчью шубу перед битвой также видится воспроизведение древних верований, согласно которым облачение в шкуру животного-тотема способно придать отвагу и силу.

Родовая организация нартов в сказаниях.

Согласно преданиям, нарты принадлежали к трем родам (фамилиям). Каждый род в эпосе наделен особыми, характеризующими его чертами: Бората – славились богатством, Алагата – умом, Ахсартаггата – храбростью. По замечанию Ж.Демюзиля, разделение нартов на три фамилии соответствует трем социальным функциям, наличествующим у самых разных народов: хозяйственной (Бората жили в нижней части села и владели несметными богатствами), жреческой (Алагата занимали среднюю часть, в их доме происходили пиры, там же убивали стариков, там же хранилась уацамонга, волшебная чаша нартов) и военной (Ахсартаггата, поселившиеся в верхней части, были смелы и воинственны).

Представители родов состоят в родственных отношениях: они женятся и выходят замуж друг за друга, однако зачастую и жестоко враждуют, что также характерно для людей, живущих обычаями военно-дружинного строя.

Основные сюжеты сказаний.

Уклад жизни героев характерен для военно-племенных сообществ. Поэтому основой сюжета в большинстве случаев является подвиг, совершенный тем или иным героем во время охоты или военного похода, традиционным является сюжет о сватовстве и об отмщении убийце отца. Один из распространенных сюжетов – спор нартов о том, кто из них самый лучший, решается по-разному: иногда надо рассказать о подвиге, иногда одолеть соперника в бою или в пляске. Немалое место занимают богоборческие мотивы и напрямую связанные с ними сказания о гибели нартов.

Циклизация эпоса.

По замечанию В.И.Абаева, эпос в том виде, в котором он сохранился, находится на пути к гиперциклизации, когда отдельные циклы начинают сливаться в непротиворечивое повествование эпического характера, а герои оказываются связаны между собой генеалогически. Выделяется четыре основных цикла.

Цикл Ахсара и Ахсартага.

Главными героями являются сыновья старейшего нарта Уархага. В сказаниях цикла исследователи находят отражение древнейших тотемических верований. Так, имя прародителя нартов Уархага они возводят к древнеосетинскому слову «уарка» – волк. Мотивы, содержащиеся в других сказаниях (волк приходит к умирающему Сослану, шуба Сослана – из волчьих шкур), подтверждают гипотезу, согласно которой волк когда-то считался животным-тотемом, и от него вели свой род герои-богатыри.

Цикл Урузмага и Сатáны.

Входят сказания, которые считаются сильно видоизмененными преданиями об этногенезе. Урызмаг и Сатáна, как это часто бывает в легендах о происхождении того или иного народа, – единоутробные брат и сестра. Сатáна выступает в роли матери-покровительницы всех нартов.

Цикл Сослана.

Сказания в цикле группируются вокруг рожденного из камня богатыря Сослана. Характер сказаний, по мнению Ж.Демюзиля, позволяет утверждать, что герой воплощает в себе черты солнечного бога, а сам цикл является отражением солярного культа.

Цикл Батрадза.

Главный герой – Батрадз, как продемонстрировал Ж.Дюмезиль, несет в себе черты грозового божества.

Помимо того, в эпосе встречаются и менее крупные циклы, например о Сырдоне – хитреце-трикстере (шуте), о музыканте Ацамазе, о Тотрадзе, сыне Албега, и др.

Средства художественной выразительности.

Большинство сохранившихся сказаний осетинского нартского эпоса (кадаг) известны в прозаическом варианте. Однако в прошлом сказания имели поэтический строй, и сказители исполняли их в сопровождении осетинской лиры – фандыра. Сказания имели особую ритмику и мелодику, рифмы для кадага не характерны. Если у осетин сказания исполнял один сказитель (это могли быть как мужчины, так и женщины), то у адыгов исполнение – исключительно мужская прерогатива, кроме того, существует несколько вариантов исполнения эпоса: и единственным исполнителем, и исполнителем в сопровождении хора. Повествуя об отдельном герое, сказитель использовал особую, характерную именно для этого героя мелодию.

Построение повествования линейное, без ответвлений от основной сюжетной линии. О событиях рассказывается без каких-либо морально-этических оценок, при этом возникает ощущение реальности происходящих событий. Описания лаконичны, эпитеты и сравнения довольно просты, на первый план выдвинута сюжетная динамика.

Для описания героев зачастую применяются формульные выражения: о красавице – «золотые косы – до щиколоток», о всаднике-великане – «конь – величиной с гору, сам – величиной со стог сена» и т.д.

Для сказаний характерна парность определений и образов, например об отчаянном крике говорится «крик орла и вопль сокола», в паре употребляются и ассонирующие имена – «Ахсар и Ахсартаг», «Кайтар и Битар».

Основные герои сказаний.

Ахсар и Ахсартаг

– близнецы, сыновья Уархага. Ахсартаг женится на Дзерассе, дочери правителя водного царства Донбеттыра. Впоследствии Ахсартаг убивает своего брата Ахсара, от раскаянья кончает с собой. Дзерасса возвращается в подводное царство и там производит на свет двух близнецов, Урызмага и Хамыца, которые, возмужав, возвращаются на родину отца и выдают свою мать Дзерассу замуж за деда Уархага.

Это сказание весьма напоминает латинскую легенду о вскормленных волчицей близнецах Ромуле и Реме, причем не только в том, что один брат-близнец убивает другого, но и в том, что, по-видимому, в первоначальных тотемических вариантах мифа матерью Ромула и Рема была волчица, и только позднее ей была отведена роль кормилицы. В нартском сказании встречается не мать-волчица, а волк-прародитель, о чем свидетельствует имя Уархага. Возможно, сюжетное сходство этого сказания с легендой о Ромуле и Реме является отражением имевших некогда место контактов скифских племен с древними италийцами.

Любопытным в данном сказании является также удвоение близнечного мотива, который сам по себе характерен для многих мифологических систем, а также указание на генеалогическую связь героев эпоса с подводными обитателями.

Урызмаг и Сатáна.

Небожитель Уастырджи домогался любви красавицы Дзерассы. Не добившись ее, пока Дзерасса была жива, Уастырджи проник в склеп, где лежало ее тело, затем пустил туда своего коня и пса. Так родилась Сатáна, а также конь, первый в конях, и пес, первый во псах. Когда Сатáна подросла, она обманом женила на себе своего брата Урызмага. Сказание, как отмечают ученые, несет отпечаток древних мифов, повествующих о происхождении людей, именно в таких мифах прародителями человечества являются брат и сестра (Кронос и Рея, Зевс и Гера). Эта гипотеза подтверждает и то, что герои происходят от сверхъестественных существ.

Высокое положение, занимаемое Сатáной в нартском сообществе, роль хозяйки и советчицы во всех делах, предпринимаемых ее мужем, спасительницы нартского племени, которая избавила нартов от голода (предвидя трудный год, она сделала большие запасы в своих кладовых), позволяют сделать вывод, что связанные с нею сюжеты зародились еще во времена матриархата. Сатáна – и волшебница, которая может принять иной облик, и вещунья, которая способна увидеть все, что происходит на свете. Она первая сварила любимый напиток нартов – ронг, она же дала им пиво. Сатáна стала приемной матерью двух самых известных героев нартского эпоса – Сослана и Батрадза.

Под стать супруге ее муж Урызмаг: во многих сказаниях он предстает полным чувства собственного достоинства, сдержанным и рассудительным седобородым старцем.

Сатáна и Урызмаг присутствуют в том или ином виде во всех циклах.

Идеальный брак этих героев бездетен. Существуют предания, в которых говорится о 16 сыновьях, погибших от руки Урызмага. Виновником смерти семнадцатого, отданного без ведома отца на воспитание родственникам матери Донбеттырам, также по стечению обстоятельств оказался Урызмаг. Этот сюжет еще более сближает героя с мифологическим отцом-прародителем Кроносом, пожиравшим своих детей.

Наряду с вышеупомянутыми основными сказаниями, относящимися к циклу, существуют и другие: сказания о приключении Урызмага в пещере одноглазого великана (очевидно сходство с приключением Одиссея в пещере циклопа), о сыне, явившемся из царства мертвых на помощь Урызмагу, о последнем походе Урызмага.

Сослан

(Созрыко, Сосруко) – герой-богатырь, появившийся из оплодотворенного пастухом камня. Небесный кузнец Курдалагон закалил Сослана в волчьем молоке. Но корыто из-за происков хитреца Сырдона оказалось короче, чем следовало, и хотя все тело героя стало булатным, колени остались незакаленными. Сослан – один из любимейших героев нартского эпоса. Существует много сказаний, связанных с его именем. Помимо сюжетов о рождении и закаливании, к основным относятся сказание о сватовстве к красавице Бедоху, ставшей его женой; сказание о путешествии Сослана в страну мертвых в поисках выкупа за вторую жену, дочь Солнца; сказание о битве Сослана с великаном Мукарой, которого он победил хитростью – попросил неделю просидеть на морозе в яме, а когда великан вмерз в лед, Сослан отрубил ему голову; сказание о шубе, сшитой для Сослана из скальпов, бород и усов убитых им врагов; сказание о поединке Сослана с Тотрадзом, сыном Албега, с которым герой смог справиться, только надев шубу из волчьих шкур, испугавшую коня Тотрадза; сказание о смерти Сослана от колеса Балсага, которое, подученное Сырдоном, проезжает по незакаленным коленям Сослана, и тот погибает.

Как отмечали Ж.Дюмезиль и В.И.Абаев, происхождение героя из камня указывает на то, что в Сослане есть черты солнечного божества, о чем говорит и его женитьба на дочери Солнца, и его борьба с замерзающим во льду великаном, но особенно гибель из-за колеса Балсага (в некоторых сказаниях – колесо Ойнона, отождествляемого со святым Иоанном, который непосредственно связан с солнечным культом).

Имя героя имеет тюркское происхождение, при этом впервые оно отмечено в 13 в., так, Давид Сослан, осетинский вождь, являлся мужем прославленной грузинской царицы Тамары.

Батрадз

родился из нарыва на спине своего отца Хамыца, куда его перенесла мать, женщина из рода волшебников-бценов. Батрадз родился железным, но, закалившись в семи котлах с водой (либо в море), стал стальным. Живет герой в основном на небе, среди небожителей, на землю раскаленной стрелой спускается по зову нуждающихся в его поддержке нартов.

С именем Батрадза, помимо рассказов о рождении и закаливании, связаны сказания о мести Батрадза за смерть его отца Хамыца; о спасении Батрадзем Урызмага, которого хотели погубить из-за того, что он стар; о победа в нартской пляске над великаном Алафом, искалечившим в пляске много нартов; о битве за крепость Хыз, которую Батрадз сокрушает, попросив нартов выстрелить им вместо стрелы (в позднейший вариантах – вместо пушечного ядра); о победе в споре, кто лучший среди нартов; о битве Батрадза с небожителями и его захоронении в склепе Софии (стального Батрадза невозможно было взять никаким оружием, тогда бог сделал так, что от нестерпимой жары высохли все родники и море, и докрасна раскаленный Батрадз умер от жажды).

В образе Батрадза исследователи усматривают черты дохристианского грозового божества, подтверждение чему – его битва с уже христианизированными божествами грома – Уациллами (Уацилла – отождествляется со святым Илией). Этот мотив свидетельствует о вытеснении языческих божеств после принятия аланами в 6–10 вв. христианства.

В сказаниях о Батрадзе имеются некоторые параллели с былинами, повествующими о богатыре Святогоре. Так, решив помериться силой с богом (Батрадз утверждает, что мог бы всю землю поднять на себя), герой видит на дороге мешок, в который вошла вся тяжесть земли. Не осилив ее, Батрадз понимает пределы собственного могущества.

Исследователи указывают на то, что имена Хамиц и Батрадз имеют явно монгольское происхождение и свидетельствуют о влиянии, которое оказал тюркско-монгольский эпос на эпос о нартах.

Ацамаз

– музыкант, под звуки свирели которого начинают таять ледники, выходят из укрытий животные, расцветают цветы. Услышав игру Ацамаза, его полюбила красавица Агунда. Однако, не желая это показывать, девушка насмехается над Ацамазом, и тот разбивает свою свирель. Агунда собирает обломки, по которым ее отец ударяет волшебной плеткой, и обломки срастаются. Небожители, узнав о неудаче Ацамаза, берутся выступить в качестве сватов. На свадьбе Агунда возвращает Ацамазу свирель. Как отмечает В.И.Абаев, эта женитьба – вариация весеннего мифа, а сам Ацамаз выступает воплощением солярного божества.

Сырдон

– ловкий пройдоха, хитрец и острослов, он же – злокозненный чародей, способный перевоплотиться в женщину, старика или в предмет, в эпосе его неоднократно называют «погибелью нартов». Сырдон – сын Гатага, водного божества, и Дзерассы. Жил Сырдон под землей, вход в его жилище напоминал запутанный лабиринт, и никто не мог найти его дом. Только когда Сырдон украл у Хамыца корову, тот разузнал, где находится дом Сырдона, и убил его семерых сыновей. Скорбя по сыновьям, Сырдон из кисти старшего сына, на которую натянуты жилы его сыновей, изготавливает арфу (фандыр). Игра фандыра так понравилась нартам, что они разрешили Сырдону стать нартом.

Благодаря необычному происхождению, Сырдон наделен даром провидения. О проделках Сырдона существует множество анекдотических историй. Но его проделки зачастую имеют роковые последствия: из-за него покинула Хамыца мать Батрадза, колени Сослана остались незакаленными, а затем погиб сам Сослан. В некоторых вариантах сказаний Сырдон является виновником гибели нартов. Именно он подстрекает нартов вступить в борьбу с богом.

На сходство образа Сырдона и скандинавского бога Локи указывал Ж.Дюмезиль. Образ Сырдона относится, по-видимому, к древнейшим в эпосе. Это культурный герой с чертами трикстера, поэтому комические свойства сочетаются в нем с демоническими. Он выступает то в роли спасителя нартов и провидца, предостерегающего нартов от дурных поступков, то старается им навредить – особенно заметно это в его противостоянии Сослану, которого он упорно пытается погубить. Борьба Сырдона с героем, воплощающим черты солнечного божества, закономерна, если учесть хтонический характер этого образа.

Богоборческие мотивы.

Мотивы богоборчества часто встречаются в нартском эпосе: гибель Сослана в столкновении с колесом Ойнона (Балсага), война Батрадза с небожителями и в особенности гибель нартов, наступившая из-за того, что нарты, победив всех врагов, решили помериться силой с богом. В наказание бог послал им семилетний неурожай. Но нарты не смирились, и тогда им на выбор было предложено либо плохое потомство, либо всеобщая погибель. Нарты предпочли последнее.

Существуют и другие варианты предания, однако, как считают исследователи, богоборческие мотивы в осетинском нартском эпосе отразили борьбу дохристианских языческих верований с принятым аланами христианским вероисповеданием.

Береника Веснина

На́ртский (На́ртовский) э́пос — эпос, бытующий у ряда народов Северного Кавказа, основу которого составляют сказания о происхождении и приключениях героев-богатырей («нартов»). Существует прежде всего у осетин и абхазо-адыгских народов (адыгов, абазин, в меньшей мере абхазов); известны также версии эпоса, встречающиеся у чеченцев и ингушей, карачаевцев и балкарцев и др.^[1] Бытует в прозаической и стихотворной форме.

Становление эпоса

Исследователи полагают, что эпос начал создаваться в 8-7 вв. до нашей эры, а в 13-14 вв. разрозненные сказания стали объединяться в циклы, группируясь вокруг какого-либо героя или события.

Из-за отсутствия письменных источников невозможно восстановить полную картину того, как происходило развитие и формирование эпоса. Лишь отрывочные данные, содержащиеся в трудах Геродота и Марцеллина, а также в хрониках Армении и Грузии, позволяют судить об историко-культурной среде, в которой зарождались сказания о нартах.

Относительно происхождения слова «нарт» учёные не пришли к единому мнению; часть из них усматривает сходство с иранским словом «нар» (мужчина), осетинским «нæ арт» (наш огонь) и древнеиндийским корнем «нрт» (плясать). В. И. Абаев полагал, что слово «нарт» восходит к монгольскому корню «нара» — солнце (многие герои эпоса связаны с солярным мифом). Слово «нарт» образовано из этого слова с добавлением суффикса «-т», который является указателем множественного числа существительных в осетинском языке. По тому же принципу до сих пор образуются осетинские фамилии.

Вопрос о происхождении нартовского эпоса сложен. Языковед-иранист В. И. Абаев и французский историк-филолог Ж. Дюмезиль утверждают, что народом-создателем эпоса являются осетины.

• 1. Термин «нарт» заключает осетинский показатель множественности «т» и образован по типу осетинских фамильных имён: стало быть, к другим народам Кавказа он вошёл в осетинском оформлении.
• 2. Некоторые нартовские сюжеты, как показали Вс. Миллер и Ж. Дюмезиль, имеют полную аналогию в быте и обычаях отдалённых предков осетин, скифо-сарматских племён.
• 3. Имена Уархаг, Ахсар, Ахсартаг, Урузмаг, женское имя Ацыхурс, название чудесной чаши Уацамонга — бесспорно иранского происхождения.
• 4. Имя главной героини Сатаны (Шатана), хотя и не вполне ясное по происхождению, неотделимо от имени аланской принцессы Сатеник, которое нам сохранили армянские расподы в связи с событиями II века (походы аланов в Закавказье).
• 5. Имя Сослан, будучи, по всей видимости, тюркского (ногайского) происхождения, свидетельствуется на осетинской почве с XII века н. э. (муж царицы Тамары Давид-Сослан был осетинским владетелем); имя Сосруко представляет «адыгизацию» имени Сослан с закономерным перебоем л-р.
• 6. Имя Батрадз образовано из Батыр-ас и означает «асский (аланский) богатырь».

Всё это не оставляет сомнения, что материальным ядром эпоса послужил древний аланский цикл, восходящий некоторыми элементами ещё к скифской эпохе и непрерывно обогащавшийся за счёт контактов с другими народами, в том числе народами Кавказа. В. И. Абаев

Предположение об осетинском происхождении эпоса также имеет и опровержение^[2].

Разумеется, исследовательская работа по изучению этого памятника сначала опиралась главным образом на осетинский материал. И, может быть, этим объясняется тот факт, что вплоть до 50-х годов генезис нартского эпоса связывался по преимуществу с историей осетин. Считалось, что он «проник» на Кавказ вместе с приходом туда аланских предков осетин. Появление доказательств о широком бытовании нартского эпоса также и у других народов Кавказа (многочисленные записи на адыгских и абхазском языках, на языке карачаевцев и балкарцев, чеченцев и ингушей) воспринималось как факт культурного заимствования, и не более. Но уже в середине 50-х годов в советской науке был провозглашён тезис о нартских сказаниях как о едином общекавказском памятнике древней эпической поэзии. Стало очевидным, что исторические корни, объединяющие нартские сказания всех национальных версий, надо искать в основных факторах кавказской общности, таких, как: генетическое родство народов Кавказа; роль единого кавказского субстрата; сходные условия материального общественного существования и тесное духовное общение между этими народами в течение длительного исторического времени.

Согласно нартоведу Ахмеду Мальсагову, имена большей части нартов имеют выраженное иранское(осетинское) происхождение.

Сказания разных народов

Многочисленные сказы о нартах группируются вокруг имён основных персонажей эпоса, образуя, тем самым, своеобразные циклы. В каждой национальной версии эпоса те или иные циклы занимают сравнительно большее или меньшее место. Например, в адыгской версии более обширное место цикл сказов о младшем нарте Сосруко, символе солнца и света; в абхазском — о Сатаней, матери нартов.

Также есть различия в именах героев эпоса.

Также в каждой версии сказаний есть свои, уникальные герои. Например, у адыгов — Адиюх, Ахумида, Бадыноко; у осетин — Ахсар, Ахсартаг, Уархаг. В абхазских сказаниях есть Цвицв, Нарджхеу.

Также есть различие между образами нартов. В основном нарты изображаются могучими воинами. Они — позитивные персонажи, несущие добро. Но в чечено-ингушской версии, сохранившейся фрагментарно, есть отличие от других. Историк Ч. Архиев полагал, что нарты разделяются на две группы: благородные, высоконравственные нарты и подлые, коварные орхустойцы. Б. Далгат считал, что нарты и орхустойцы — термины, служащие для обозначения одной и той же части нартов. Такие «нарторстхойцы», как Сеска Сосла, Шерткга, Патриж, Ачамаз, изображаются как коварные разбойники, нападающие на безоружные сёла. Тем временем, им противостоят местные герои (Кинда Шоа, Колой Кант, Горжшай). Оба вида нартов могут и породниться, но между ними идёт постоянная вражда.

В осетинской версии нарты делятся на три фамилии: Ахсартагката, Бората и Аллагата. Первые — воины. Их род небогат, но обладает силой и отвагой. Второй род, Бората, постоянно враждует с Ахсартагката. Они богаты, но трусливы, и именно они послужили причиной гибели нартов. Род Аллагата редко упоминается в эпосе. Аллагата — хранители всех ритуальных предметов, необходимых для обрядов. Ни один праздник, посвящённый духам и богам, не обходится без них. Согласно теории трех функций Жоржа Дюмезиля, это деление на три рода-касты отражает социальный строй древнего индоевропейского общества, отчего и представлено только у осетин — единственного индоевропейского народа в регионе.

Кабардинский эпос схож с эпосом других народов-носителей эпоса. Самым крупным собирателем кабардинских сказаний был Кази Атажукин, человек, составивший в 1864 году кабардинский алфавит. Он первый в кабардинской истории выпустил книгу с некоторыми сказаниями о нартах.

Герои эпоса

Одним из главных героев нартовских сказаний является Сослан/Сосруко/Сеска Сосла/Сасрыква. У всех народов это нарт, рождённый из камня. В осетинских сказаниях у Сослана проходит аналогия с Ахиллом из греческих мифов. У последнего была уязвима лишь пятка, всё остальное тело было неуязвимым. У осетинского Сослана уязвимы были колени. И тот, и другой погибли вследствии удара по слабому месту. Похожий сюжет встречается у многих индоевропейских народов. С детства этот герой проявлял смелость, силу и самостоятельность. В абхазской версии он был младшим братом из ста, но превосходил братьев и силой, и находчивостью.

Также важен цикл о Сатане/Сатаней-Гуаше/Сели Сата. В абхазской и адыгской версиях это романтическая женщина, символ красоты, ума и неувядающей молодости. В осетинской версии она как бы приземлена. У осетин она — жена родоначальника нартов, хозяйка, неистощимая на хитрости, женщина.

В кабардинском эпосе существует герой — Бадыноко. Ещё в детстве предвиделось его героическое будущее. Пели ему в колыбельной песне:

Ты обезглавишь сотни чудовищ,

Сотни сокровищ нартам раздашь.

…Спи моё счастье, храбрый мой львёнок,

Славен и звонок будет твой путь.

Будешь ты светом рода людского,

Здравицы словно скажут тебе.

Бадыноко — единственный герой эпоса, не любящий пиры и пляски. Он говорит:

Никогда я не стремился

К угощениям богатым,

К песнопениям весёлым.

…доспехи боевые

Я надел для дел высоких:

Мой удел — защита правды.

Любопытно

• В Кабардино-Балкарской республике есть посёлок городского типа Адиюх (имя девушки из эпоса), в котором все улицы названы именами нартов.
• В честь Нартов в Гагре (Абхазия) была названа улица — проспект Нартаа (Нартов), бывший проспект Руставели. Такие же улицы (Нартовская улица) есть во Владикавказе и в Беслане (Республика Северная Осетия-Алания).
• Имена нартовских героев у народов, среди которых бытует эпос, дают детям. Например, у осетин распространены имена Агунда, Ахсар (Ахшар), Дзерасса, Батраз, Урузмаг, Сослан, в меньшей степени другие.
• Нартовскими именами называют различные заведения, как, например, ресторан «Сосруко» на горе Малая Кизиловка в Нальчике. В Сухуме (Абхазия) в честь Нартов ещё в советское время был назван один из известнейших ресторанов города «Нартаа» («Нарты»).
• Сухумская команда КВН также носит имя «Нарты из Абхазии».

Нарты у других народов Кавказа

Нарты также упоминаются у народов Дагестана и у некоторых грузинских этнических групп, таких как рачинцы, сваны, хевсуры. Встречаются нарты у них только в сказках. Это безымянные богатыри-великаны, обладающие огромной силой. У народов Дагестана в сказках обычно не один, но семь нартов. Они живут в лесах, в башнях, упирающихся верхушкой в небо. Огорожены их жилища железным забором.

Примечания

Ссылки

• Осетинские сказания о нартах
• Интересные статьи о Нартском Эпосе
• Адыгские сказания о нартах (Адыгская интернет-библиотека)
• Абхазские сказания о нартах
• Некоторые карачаево-балкарские сказания о нартах (1)
• Некоторые карачаево-балкарские сказания о нартах (2)
• Карачаево-балкарские сказания о нартах (подробный обзор)
• Некоторые чечено-ингушские сказания о нартах (1)
• Некоторые чечено-ингушские сказания о нартах (2)
• Krugosvet.ru: Энциклопедия Кругосвет
• О нартах
• Про абхазский нартский эпос
• Про чеченские сказания о нартах
• Жорж Дюмезиль о нартовском эпосе
• Статья «Осетинская мифология» на сайте «Мифы народов мира»

НАРТ — как показатель вменяемости историков

Нартский эпос принадлежит кавказскому языку, в котором есть объяснение термину «нарт», к тому что академик Абаев, утверждал, что народом-создателем эпоса являются осетины, но слово нарт связывал с монголами.

«Нарты»- по ингушский Нярты. ( На1ар та — у ворот, переносно стража стратегических проходов — «ворот») Считается, что само понятие «дверь» появилось изначально в Древнем Египте, 3000 лет до нашей эры, , и означало — «разделение пространства».  Более древними является ингушское слово «не1/на1» , которое имеет два смысла: «дверь» и «шкура», древнее которых только каменные валуны и пещеры.
Стратегическими проходами, воротами названы узловые места на Кавказе, более того по всему торговому шелковому пути.
Примеры;
Наруан/На1аран-
местность со значительными пастбищами напротив с. Ухат. Вероятно от ингушского «на1аран» — «дверной», «проходной». Если учесть, что вся долина является проходом, то! название одной из узловых мест долины Терека, где к нему примыкает Ухатское ущелье, выглядит вполне закономерным.
Hapar/Halapr-
местность с небольшой тесниной у с. Внутренний Ганис. Название образовано от ингушского «на1арг» — «у ворот».
Знаменитые известные Нарын-кала в Дербенте и Арг1и на1ре( Эльхотовские ворота Арг1и —  ворота/ на1ре  — горный проход через Сунженский хребет/Арг1аш.
Подобных одинаковых топонимов с использование ингушского слово На1ар( На1) сотни, ( подсчетам А.Дз.Цагаевой, только на территории Северной Осетии топонимы с элементами нар встречаются более 30 раз) и показательная тупость кавказских академических историков, которые каждый такое термин пытаются объяснить по разному.. ??Приведем только некоторые из них: Биснар, Дзыхънар, Нарсара, Нарыкъат;, Нары ;фц;г, Нары хуссар, Нары / Наридон и др. Аналогичные топонимы зафиксированы также в Южной Осетии и горных районах Грузии, населенных осетинами, — Наруан, Наруаны ц;гат, Цъунар и т.д. Элемент нар присутствует в североосетинских топонимах Наргъ, Наргъ и ком, Къухынаргъ, Ададжы наргь и т.п., причем основу этих названий — наргъ — А.Дз. Цагаева считает необъяснимой.??

Это каким нужно быть кавказофобом и смотрящим дебилом!!!! чтобы так антикавказский воспитать историков с ученными степенями !!!

Осетинские историки Эльхотовские ворота называют арджынар;г —  «нар;г» Теснина Аргов, с неизвестным народом Арги? Сунженский хребет по-ингушски называется АргI («Хребет»).
Дагестанские историки Нарын-кала со среднеперсидского языкана р — «Солнечная крепость», имя Нарын в честь дочери персидского шаха, что означает «нежная», «красивая».
Грузинские историки свои ворота «Нарикала», «Чертополоховая крепость» или даже «Колючая крепость». (Нари — это в русскоя языке «бодяк»….

После внимательного ознакомления с темой, у любого возникнет сомнения о кавказском происхождении кавказских народов????

Читаешь по привычке между строк, или других историков, и думаешь видимо они таких историков не читали; «Так, например, по мнению известного антрополога В.П. Алексеева, переход древнего населения Центрального Кавказа на «тюркскую и иранскую речь имел место не раньше, чем в эпоху позднего средневековья, то есть представляет собой заведомо позднее явление». Этот вывод игнорируется сторонниками как иранского, так и тюркского происхождения северокавказских алан, видимо по той причине, что он не вписывается в логику их теоретических построений.
Необходимо также отметить, что ни один из средневековых иранских (персидских) авторов, писавших о Кавказе, не отметил какого-либо родства (схожести) между иранским и аланским языками.!!!
Археолог В.А. Кузнецов, авторитетный специалист по истории алан, пришел к выводу, что территорию от Аргудана в Кабардино- Балкарии до Арджи Нараг (урочище в Осетии вблизи с. Эльхотово) и до р. Аргун в Чечне населяло «одно из древних вайнахских племен»

ГОМЕРИЧЕСКИЙ ХОХОТ над кавказской историей.

Истории смертных, которые  вызывали по Гомеру  гомерический смех богов часто используют для обозначения смеха над чем-нибудь крайне несуразным или глупым. Почувствуете себя богами, продлевающими хохотом себе жизнь когда начнёте читать «истории» про Седой Кавказ.  Подобные истории про кавказских титанов,  нартов, жрецов ассов-алан, могли сочинить не простые смертные. Представьте себе, что  обнаружили в одном районе сотню топонимов с общим корнем «Наарт», с легендарными  «нартами», и одним смыслом «ворота, двери», и двести плебейских диссертации  со смыслом что «одинаковые топонимы неодинаковые»..
Подобно кавказским титанам, из  мифов(религии),  религиозные объединения размножили  по Кавказу и миру,   термины, этнонимы, топонимы с характерным кавказским «асса,  ghalgha , аланы», которые и стали впоследствии эпитетами Бога, в авраамических религиях, названиями новых народов( асы, осы, эсий, ясы — карачаевцы, балкарцы, осетины, сваны, ногайцы, башкиры и сотни, тысячи других асов, азиатов, алан, на всех материках земли). Чтобы вызвать гомерический оздоровляющий смех плебеи сочинили что все перечисленное человечество с эпитетами богов,  произошло от «белых алан», оси-осетин(с идеологическими воззрениями «белые хазары, чёрные хазары»), которым видимо невдомек что чёрная кость фантазировала и в далёком прошлом; «У Геродота (IV, 17) упоминается скифское племя ализонов/алазонов, исполнявших жреческие функции (Раевский 1977: 157-158). Предположение, что название алазонов, выводимое из греческого «хвастун», «шарлатан», могло появиться как определение чужеземных жрецов в устах последователей иной религии (Раевский 1977: 158), интересно в том плане, что оно могло быть вторичным, основанным на созвучии с собственным названием скифских жрецов.»
Крайне несуразную шуточную историю для ариийцев, и здорового хохота, заложил сын сапожника на троне. В сталинской фантазии иранкость, иранское «арии» — на самом деле,   осетинское слово х1ири( ири, ирон) —  ( религиозный термин «козлопоклонник» с 18 века).

У Гомера вечные боги смеются над трагедиями смертных, в этом смехе выражается их сущность, где «слёзы людей» это не восстание против богов, а попытки шарлатанов через созвучие  стать титанами, богами.

Мир  менялся,  Гордые, свободные, никого выше себя не признающие нарты стали не вписываться в каноны монотеистических религий, проповедовавших смирение. Нарты — кавказские титаны, как и свободные бессословные аланы, «допотопные жрецы — галгай из эпохи судей»,   из общей великой человеческой истории ушли в мир иной.
Куда ближе к создателям нартского эпоса бессословные  ингуши  которые «выше папахи видели  только небо», чем  трижды сословные «лица кавказской национальности», но даже они, не жрецы галгай, а народ жрецов, из религиозного кавказского центра Г1алг1айЧи, Родины  религии асов, из Ассинской котловины.(народ жрецов, народ Бога — не жрецы и не боги).

PS
У воспитанных на подобных кавказофобских историях граждан из бывшего СССР, может вызвать гомерический смех следующие утверждение; «На немецкий Европеоид переводится как Kaukasier, на английский Европеоид переводится как Caucasian, на итальянский Европеоид переводится как Caucasico, на македонский Европеоид переводится как Кавкаски, на нидерландский Европеоид переводится как Kaukasisch. На французский Европеоид переводится как Caucasien, на шведский Европеоид переводится как Kaukasiska, на эстонский Европеоид переводится как Kaukaasia, на греческий Европеоид переводится как Καυκάσιος, на датский Европеоид переводится как Kaukasisk, и т.д..

Гениальный мыслитель Ф. Гегель в своей уникальной работе «Философия духа» писал: «Только в Кавказской расе дух приходит к абсолютному единству с самим собой, достигает самоопределения, саморазвития и тем самым осуществляет всемирную историю. Прогресс осуществляется только благодаря Кавказской расе». Однако, по странному стечению обстоятельств, история кавказских народов остается извращённой и малоизученной.

Известный специалист по древнегреческой мифологии Ранке-Гравес отмечает, что древние греки считали Кавказ «троном Богов». Греки выводили свою общую родословную от Титана Иапета (Яфета) и Прометея, которых древнейшее предание помещает в земли Кавказские. С Кавказа пришла Титанская колония к автохтоам Греции и научила их употреблению огня и искусству сохранять его.

Кавказ является одним из очагов мировой цивилизации. Это страна Богов, святителей и воинов во все времена истории поражала, поражает и будет поражать всех своей самобытностью. «История Кавказа полна удивительными фактами. Она связана с начальной эпохой человеческой цивилизации»- пишет турецкий ученый Джелаль Нури… и тд

.