Котенок в памперсе рассказ

Автор: Сафира

Источник: http://shame-and-discipline.blogspot.ru/2017/07/blog-post.html

Считается, что ночное недержание мочи – проблема мальчиков, но в моем случае это не так. Брат, на пару лет младше меня, уже давно не имел ночных «протечек», а мне исполнилось 8… 9… 12, а я по-прежнему надевала на ночь подгузники.

«Ничего страшного — уверял маму семейный врач, убедившись, что физически я здорова. — У всех разный темперамент, разный характер… девочка вялая, но впечатлительная – ничего, научится в туалет ходить!». Возможно, если бы не этот успокаивающий спич, мама заволновалась бы раньше, но раз доктор сказал, что все в порядке, а в магазинах есть подгузники для подростков, то, наверное, ничего страшного?

Попробуйте приучиться к туалету, если вы каждую ночь в подгузнике – так или иначе, ношение памперса вошло у меня в привычку. К тому же мне был приятен наш с мамой утренний ритуал, когда она будила меня и освобождала, еще не до конца проснувшуюся, от мокрого и тяжелого подгузника. Потом протирала промежность и попку влажной салфеткой и смазывала детским кремом – это было так приятно! Настолько приятно, что я не обращала никакого внимания на насмешки брата, дразнившего меня грудничком и даже похуже, когда мамы не было рядом.

Всю ненормальность своего положения я ощутила в четырнадцать, когда маме пришлось на пару недель уехать в другой город, к заболевшей бабушке. На это время все ее домашние обязанности оказались переложены на папу, в том числе и моя интимная побудка. Такое уже случалось лет пять назад, и тогда я совершенно не стеснялась папы. Но сейчас, когда он утром ласково потрепал меня по голове, откинул одеяло и энергично потянул вниз непромокаемые трусики, я мгновенно проснулась…

— Так, как дела у Катенка? (меня зовут Катя, так что это мое домашнее прозвище)

— Ого, да ты написала целый литр, наверное! – прикинул он памперс в руке на вес. – Давай, протрем тебя салфеткой, разводи ножки шире!

Смутившись, я совершенно не сопротивлялась, когда он высоко поднял мои ноги, чтобы протереть попку, и когда широко развел мне бедра, нежно протирая писю, уже сильно заросшую волосами.

— Ах ты, а крем-то я забыл! – воскликнул он, и тут же позвал брата – Антон, иди сюда, и прихвати детский крем из ванной!

Надо сказать, брат редко становился свидетелем моего утреннего туалета, и никогда – участником. Однако сегодня, похоже, все изменилось.

— Выдави немножко прямо сюда, на писю, — скомандовал папа, все еще держа меня за бедра.

— Ух-ты, какая Катька волосатая! – не удержался Антон от восклицания. Открывшееся его глазам зрелище не то, чтобы возбудило его (ему было всего 12), но определенно дало пищу его воображению.

— Ну, она уже большая девочка, а у больших девочек растут волосы на лобке –прокомментировал папа, — у нее и месячные уже вот-вот начнутся.

Тут ему пришлось пуститься в объяснения, что такое месячные и почему они у меня начнутся – в это время он продолжал втирать мне крем в бедра и промежность, а Антон – глазеть мне точно между ног.

Я как-то внезапно ясно осознала, что лежу, раскинув ноги, перед двумя мужчинами, и пусть это отец и брат, но отец еще вовсе не старый (ему и 40 нет), да и брат уже много чего понимает.

На следующее утро я хотела проснуться пораньше, чтобы избавиться от подгузника самостоятельно, но, конечно, проспала. И вновь папа с Антоном раздевали меня вместе. Так прошла первая неделя. В выходные к Антону пришли друзья, и так шумели, что совершенно меня достали. Мы начали вяло переругиваться с Антоном, но вскоре он решил обратиться к авторитету отца.

— Пап, скажи Катьке, пусть надевает подгузник и валит спать! – закричал он.

— Катя, в самом деле, ну ты же явно устала, — рассеянно отозвался папа, оторвавшись от

компьютера. – Мальчишки, вы галдите потише. Катя, пачка памперсов, кажется, закончилась, достань свежую из комода!

Мальчишки как раз расположились в общей комнате, где стоял комод. Там мама хранила скатерти, какие-то ткани для шитья и мои подгузники. Антон демонстративно достал одну пачку, вскрыл ее прямо перед своими приятелями, достал один памперс, развернул, встряхнул и вручил мне.

— Ну, иди, — довольно грубо подтолкнул он меня. – Или малышке помочь одеться?

Я совершенно обалдела, и не столько от того, что меня отправили спать в семь вечера, столько от того, что в совершенно определенном контексте перед друзьями Антона было упомянуто, что я буду спать в подгузниках! До этого я как-то не задумывалась, обсуждается ли этот аспект моей жизни при посторонних – просто к слову, видимо, раньше никогда не приходилось. Но сейчас я каждой клеточкой ощущала, как уши мальчишек превратились в локаторы. В каком-то оцепенении я подмылась и натянула памперс. Спать мне, разумеется, не хотелось, я прислушивалась к говору мальчишек и мучилась догадками, что еще расскажет брат о моих маленьких слабостях? У меня хватило ума осознать свою уязвимость и понять, что лучше с ним не ссориться.

Возможно, рассказал он друзьям не так и много. Хотя о моей проблеме стало известно в школе на следующий день, я не стала объектом издевательств, как опасалась. Одна подружка подошла и сочувстdенно сказала, что сама до 10 лет спала в памперсах, а другая призналась, что до 12 лет регулярно мочилась в постель. Словом, моя проблема вовсе не была какой-то редкостью.

После этого случая к нам в дом стал захаживать дядя Дима, отец Сереги, приятеля моего брата и одного из тех, кто был свидетелем нашей ссоры. С женой дядя Дима давно был в разводе и его сын жил с матерью. Так что само по себе это было немного странно – он хоть и был знаком с моими родителями (они встречались на школьных собраниях), но явно не настолько близко, чтобы приходить в гости. Но сперва он уговорил папу что-то покрасить в классе, потом – свозить мальчишек на экскурсию, а там уже они подружились и спустя года полтора он стал у нас своим человеком.

Сначала он вроде не обращал на меня внимания – задавал какие-то дурацкие вопросы, вроде часто ли приходится родителям наказывать меня за непослушание, хорошо ли я учусь, не ссорюсь ли с младшим братом… Я терпеливо отвечала, что очень послушная, так что наказывать меня не за что, учусь прилежно, брата уважаю. Потом дядя Дима стал больше разговаривать обо мне с моими родителями. Например, мог вдруг поинтересоваться, не пора ли мне уже спать, и попросить, что бы я перед сном зашла пожелать им спокойной ночи. При этом он всегда обнимал меня, даже сажал на колени и обязательно клал руку мне на бедро, а часто и шутливо хлопал по попке. Я смущалась, потому что памперс громко шуршал при этом, да и вообще, под пижамными штанами его было хорошо видно – легкий трикотаж обтягивал подгузник. В общем, было понятно, что он в курсе моих проблем.

Несколько раз мы оставались наедине – он заходил к нам, как он говорил, просто по пути, когда родителей не было дома. Обычно ненадолго – на полчаса, не больше, казалось, он остается из вежливости, чтобы не демонстрировать, что я ему неинтересна. Постепенно мы начали болтать обо всем – о книгах, о музыке, о моих одноклассниках. Не помню, как и когда в наших разговорах всплыла тема моих подгузников, но это было настолько естественно, что я совершенно не стеснялась и даже сама показала ему пачку подгузников любимой марки и свой детский крем.

Может, это и было ненормально… ну, чуть-чуть. Но мне нравилось с ним разговаривать, он всегда прислушивался к моим словам и вообще, был человеком интересным, особенно для девочки-подростка: много знал, много где побывал.

Тем большим было мое удивление сразу после школьного последнего звонка, когда мама и папа позвали меня вечером «для серьезного разговора».

— Я понимала, что ты нравишься Диме, но мне и в голову не приходило, что все так серьезно и так быстро! – взволнованно сказала мама. Я вообще не понимала, о чем речь, поэтому тупо молчала.

— Понимаю, что вам хочется побыстрее сыграть свадьбу, — продолжил папа, — но я твердо сказал, что сперва ты все-таки сдашь выпускные экзамены, а потом уже замуж!

— Вы считаете, мне следует выйти за него замуж? – только и смогла спросить я, ошарашенная таким поворотом.

— Ну, если ты уверена в своем решении милая, то почему нет? Он разумный и, кстати, состоятельный человек. Конечно, несколько старше, чем мы ожидали, но с твоим характером тебе нужно твердое руководство, так что это, наверное, лучший выбор! – сказала мама.

Ошеломленная я отправилась в постель, но заснуть мне, разумеется, не удалось. Я даже представить не могла, как и что нужно сказать родителям, уверенным, что это я – инициатор этого бредового замужества…

С «дяди Димы» я с трудом переключилась на просто Диму – с одной стороны, он был ровно вдвое меня старше – мне 17, ему 34, с другой – все-таки теперь это был мой жених. Он же вел себя так, словно мы все это время только о любви и говорили – это было странно и как-то непонятно.

Экзамены помню плохо, кажется, мне понаставили троек из жалости, что автоматически закрыло мне дорогу в вуз. Зато помню, как Дима возил меня по шикарным салонам свадебной моды. У него действительно оказалось много денег – я раньше и не задумывалась, насколько прибыльным был его бизнес. В выборе свадебного платья он был непреклонен – только пышный кринолин, широкий, на жестких обручах. Остальное, кроме фасона, его не особенно волновало – эти решения он позволил мне принимать на свое усмотрение. Через неделю после выпускного была наша свадьба. Накануне он подошел ко мне, чтобы обсудить последние детали.

— Катенок, день предстоит длинный – ЗАГС, фотосессия, ресторан… Платье у тебя, конечно, роскошное, но как быть с туалетом?

Эта мысль до сих пор не приходила мне в голову, так что и сказать мне было нечего. Я представила себя в своем метровом кринолине в туалете ресторана, и мне стало смешно и дурно одновременно. К счастью, у Димы нашлось отличное решение.

— Катенок, одень под кринолин памперс! Тот самый, повышенной впитываемости, для «сухой ночи». Если что – сделаешь делишки в подгузник, и все!

Свадьба для меня была незабываемой… то есть, она для каждой невесты незабываема, но, уверена, редко какая невеста ссыт в ЗАГСе под марш Мендельсона, или в ресторане, под крики «Горько!» Потом, разглядывая свадебные фотографии, я совершенно четко могла определить моменты собственного мочеиспускания – как оказалось, у меня при этом делалось такое напряженное и отстраненное лицо, что только полный идиот не заподозрил бы, что что-то не так…

Брачная ночь прошла в доме Димы, вернее, теперь уже в нашем доме. Я, разумеется, была девственницей, что не удивительно, учитывая, насколько платоническим был наш роман. Дима сам с удовольствием, не спеша расшнуровал мой кринолин, а потом нежно стянул памперс, готовый лопнуть от наполненности. В доме было несколько санузлов, в том числе и роскошный, с джакузи, примыкающий к нашей спальне. Я уже бывала здесь несколько раз в гостях, и ожидала, что вечер мы начнем именно там, в джакузи с пеной, шампанским и при свечах, но Дима повел меня в небольшую гостевую ванную, тоже рядом с нашей комнатой. Там была совсем маленькая ванна, кажется, метра полтора в длину – не больше. Дима помог мне туда опуститься и стал мыть, как ребенка, особое внимание уделяя тому месту, которому вскоре предстояло претерпеть серьезные изменения. Я обратила внимание, что вся косметика в ванной была детской, даже не просто детской, я малышовой – просто какая-то выставка «Джонсонс Бэби». Поскольку детей, а тем паче – младенцев в доме не было, то, кажется, это будет моей персональной ванной?

Затем Дима вытер меня и на руках отнес на кровать. Я сильно нервничала и не могла даже пошевелиться – просто как паралич какой-то.

— Ты же знаешь, что сейчас случится, Катенок? – спросил он, глядя мне в глаза.

Я сглотнула и кивнула – в общих чертах я, конечно, понимала, что происходит между мужчиной и женщиной, но с деталями у меня было не очень хорошо.

— Тебе будет немного больно, но я постараюсь сделать все, чтобы тебе было и приятно тоже. Раздвинь ножки пошире.

Он взял детский крем и стал натирать мне писю так, словно только снял памперс. Другой рукой он нежно мял и пощипывал мне грудь, потом принялся целовать и покусывать ее. Со мной до сих пор так никто не обращался, я невольно сжалась и попыталась отодвинуться.

— Тебе неприятно, Катенок? – спросил Дима.

Я робко, чуть заметно кивнула. Вдруг это ненормально? Или обидит его?

— А здесь приятно? – он стал быстрее теребить мне писю, проникая пальцами между складочками. Я снова кивнула – это было похоже на мамины ласки, даже приятнее. Вернее, было бы приятнее, если бы не было так страшно. У меня пересохло во рту, дышать было трудно.

— Раздвинь ножки, Катенок, широко-широко! Умничка, теперь согни их вот так… Да, держи
руками под коленками, прижимай их себе плотнее. Вот молодец, какая хорошая девочка!

Слушать простые команды было легко — я постепенно начала успокаиваться и расслабляться. Поглаживания Димы становились все энергичнее, его пальцы скользили по измазанной кремом писе до попки, задерживались там на секунду, щекотали дырочку и торопились обратно, вверх, он массировал, теребил, пощипывал… Мне безумно захотелось податься навстречу его руке, раздвинуть ноги еще шире, буквально вывернуться наизнанку, чтобы его пальцы щекотали меня изнутри… Тепло волнами разливались по моему животу, волны становились чаще, сильнее, гораздо сильнее тех ощущений, что возникали, когда писю смазывали кремом мама или папа. Я застонала, подалась навстречу чудесной руке мужа, изо всех сил прижала к себе коленки и… провалилась в чудесную теплую тьму. Когда я очнулась, мне было так хорошо, так легко и приятно, что я заплакала от счастья.

И тут же поняла, что, во-первых, это как-то не похоже на то, чего я ожидала, а во-вторых, на пике наслаждения я… немного писалась. Это было глупо и ужасно стыдно! Но Дима только рассмеялся.

— Ой, кажется, какая-то девочка случайно описалась! Ну что, мой Катеночек, тебе же понравилось? Теперь нужно немного потерпеть, а мне придется сейчас как следует поработать – надо же сделать тебя женщиной! Не бойся, я все сделаю быстро и осторожно. Ложись так, как ты лежала раньше!

Я с удовольствием снова задрала ноги. Дима обернул полотенцем небольшую подушку и

подсунул ее мне под попу, так что та оказалась задрана довольно высоко, а главное – поверхность подо мной снова оказалась сухой. Я изо всех сил вцепилась руками в свои бедра и зажмурилась. Дима пристроился сверху, я чувствовала, как что-то большое и шелковистое начало тыкаться мне в писю, раздвигать ее губки. Мне стало страшно, этот предмет определенно не мог поместиться внутри меня, нет, нет! Я уже хотела объяснить Диме, что ничего не выйдет, но тут он сказал:

— Ну, с богом! Поехали! – и сильно навалился на меня, одновременно пихая свою штуку вглубь.
Сперва было просто чувство распирания, какого-то инородного тела, скользящего в писе. Однако спустя секунду я почувствовала острую и очень сильную боль и даже как будто треск, словно порвалась плотная ткань. Я закричала.

— Ну, Катенок, ну, терпи-терпи-терпи, — приговаривал Дима, целуя меня в губы и двигаясь во
мне все быстрее. – Ух, какая ты узенькая, какая тесненькая, какая горяченькая. — Терпи-терпи-
терпи, – продолжил он, когда я начала в голос подвывать от боли. Тут он застонал и я почувствовала, как внутри меня разлилось что-то горячее. Дима, наконец, вынул из меня свой мучительный инструмент, и я выдохнула с облегчением. Боль не ушла, но притупилась, я знала, что через некоторое время ранки заживут и мне будет легче. Дима поцеловал меня, начал нежно поглаживать.

— Измучили Катенка? Измучили, Катенок плакал, — приговаривал он. – А что делать, Катенок, всем девочкам больно, зато потом хорошо.

Он вынул из-под меня подушку и полотенце, и я заметила, что оно было измазано кровью. Затем ловко надел на меня памперс – не трусики пулл-ап, а обычный, с липучками. Да так ловко – где только научился? Потом натянул на меня шелковую ночную рубашку на тоненьких бретельках – короткую, скорее маечку, слегка прикрывающую памперс. Я устала и совершенно измучилась, но заснуть не могла. Лежа рядом с мирно посапывающим довольным Димой – по сути, мало знакомым мне человеком, который только что стал моим первым мужчиной, я размышляла – что со мной случилось? Как это вообще могло произойти? И что будет дальше?

Мое замужество оказалось куда более скучной штукой, чем можно было бы подумать. Во-первых, у нас не было ни свадебного путешествия, ни даже медового месяца – дела бизнеса позволили Диме отвлечься только на неделю, а в путешествие мы собирались позднее, зимой. Это было даже к лучшему – у меня появилась возможность обжиться в новом доме, привыкнуть к мужу, у него – приучить меня к правилам, которые он для меня установил.

Например, в 20 вечера я должна быть в постели, а в 20.05 – желательно спать. Конечно, на первый взгляд это кажется невозможным, но и дома меня приучили укладываться спать рано, не позже половины десятого, так что вскоре к 8 вечера я уже отчаянно зевала и терла глаза, пытаясь их разлепить.

Муж к этому времени старался приезжать домой, чтобы самому вымыть меня в маленькой, почти детской ванне, намазать маслом для малышей, подсушить кожу на попке и в промежности присыпкой, упаковать в памперс и пожелать мне спокойной ночи.

— Спокойной… — повторяла я за ним, а на слове «ночи» уже, обычно, засыпала.

Дима, разумеется, укладывался спать ближе к полуночи, а то и позже. В принципе я не просыпалась от того, что он ходил по спальне, шумел, укладывался в постель. Если ему хотелось, чтобы мы были вместе, то он начинал меня, спящую, целовать, теребить мне грудь, покусывать за соски. Потом, полусонную, укладывал на спину, расстегивал липучки памперса, и отгибал переднюю часть. Если подгузник был сухой (а писалась я, как правило, под утро), то так его и оставлял.

Поза ему нравилась только одна: я лежала на спине (попкой на расстеленном памперсе), ноги широко раздвинуты, согнуты в коленях, а колени прижаты к плечам. Даже в полусонном состоянии я возбуждалась, когда он начинал ласкать меня ладошкой, удивительно приятно!

Кончив в меня, он тут же плотно застегивал памперс, еще раз желал мне спокойной ночи и мы
спали до 9 утра. Иногда я достигала оргазма, иногда нет, но меня это не слишком огорчало. Подгузник полностью поглощал все, что из меня вытекало, так что утром я просыпалась с по-
прежнему сухой попой.

Утром Дима вставал первым, снимал с меня памперс, протирал влажной салфеткой, смазывал
детским кремом и кремом от опрелостей, и до его ухода я ходила по дому в одной маечке, с
голой попой – в качестве профилактики все тех же опрелостей. Мы завтракали на кухне вдвоем, но не готовили – все делала и сервировала кухарка, а потом сразу уходила. Человек-невидимка просто!

И это еще была самая интересная часть моего существования!

Работу по дому делала прислуга. Можно было смотреть телевизор, но там было запаролено «детским замком» большинство каналов, оставались старые советские мультики, да пара совсем уж унылых ток-шоу. Пароля от wi-fi у меня, разумеется, не было, впрочем, на телевизор и компьютер мне все равно разрешалось потратить только полчаса в день. Я понятия не имела чем заняться и куда себя приложить – степень скуки была такова, что я с нетерпением ожидала звонка из соседней аптеки, что я могу зайти за заказанными для меня памперсами после обеда.

Мне было до того скучно, что я с удовольствием обсуждала с хорошенькой фармацевтшей достоинства своих «непромокашек» и жаловалась на неэффективный крем от опрелостей.

Дима медленно, но настойчиво приучал меня к ношению подгузников днем. Он не заставлял, но всегда умел найти убедительные логичные доводы.

«Мы поедем в торговый центр – не будешь же ты там пользоваться отвратительными общественными туалетами? Фу!». Или: «Мы будем долго гулять в лесу, ну не в кустах же ты будешь сидеть?» Каждый раз он все поворачивал так, что это вроде было мое решение, и я просила у него разрешения «только один разочек, ну милый, ну пожалуйста» надеть подгузник днем.

Кстати, оказалось, что существует до обидного мало одежды, маскирующей памперсы. Широкие легкие юбки выдавали меня при каждом порыве ветра, обтягивающие платья обрисовывали складочку резиночки, о трикотажных брюках можно не говорить… Собственно, подходили только просторные платья А-силуэта; если не нагибаться, то можно успешно сохранить свой секрет. Диме нравились мини-юбки, так что если я не хотела, чтобы было заметно, что я в памперсе, я выбирала именно их.

Нужно сказать, что определенное удобство в этом было; мне не приходилось терпеть, в любой момент я могла встать, чуть расставить ноги, и «нажурчать» немного в подгузник. Он привычно тяжелел, но оставался сухим. Это было и правда здорово!

Переломный момент наступил пару месяцев спустя. У нас в гостях были мои родители, брат Антон, причем с девушкой, и сын Димы Сергей. Все сидели за столом, я поднялась, чтобы что-то показать. Отошла к книжной полке и… задумалась. Я и правда уже настолько была приучена к тому, что на мне часто бывает подгузник, что потеряла контроль над ситуацией. Забывшись, я слегка расставила ноги, словно была в памперсе, и очнулась только тогда, когда первые струи звонко ударили в доски паркета. Остановиться сразу было невозможно. Все смотрели на меня, а я громко прилюдно мочилась стоя. Последовала немая сцена, как из «Ревизора». Я стояла в луже, с намокшим подолом платья, перед мужем, родителями и тремя 15-летними подростками — красная, как рак, не в силах ни объяснить произошедшее, ни отреагировать на него.

Дима очнулся первым.

— Катенок, ты и правда сильно устала, — сказал он. – Не будем ждать половины восьмого, отправляйся спать сейчас. Не забудь перед сном зайти к нам и пожелать приятного вечера. Я сейчас позову горничную, она все уберет. Пойдемте пока на террасу!

Я бегом побежала в спальню, скинула с себя мокрую одежду и, рыдая, залезла в ванну. Намыливалась и намыливалась, точно это могло смыть с меня даже воспоминания о моем
позоре. Наконец, дверь в ванную открылась (в моей ванной комнате замка не было), и зашел
Дима. Он был подчеркнуто нежен и деликатен, но строг и совершенно непреклонен. Нет, никаких «не хочу», сейчас он поможет мне застегнуть подгузник и надеть пижамку, а потом я пойду, извинюсь перед гостями за свое поведение и пожелаю все приятного вечера. А потом вернусь сюда и сразу лягу в постель.

Пока мы спорили, он достал памперс «повышенной проходимости», реклама которого обещала детям сухую ночь и сладкие сны, с крупными рисунками диснеевских принцесс, и ловко упаковал меня, впрочем, без излишних ласк. Потом достал пижаму, которую я не любила: короткие обтягивающие белые штанишки из тонкого трикотажа и несуразно широкую маечку с крупной надписью не английском «Хорошие девочки ложатся в кроватку вовремя». (Не знаю, сделал ли он это с умыслом, в виде дополнительного наказания, или просто был так раздражен, что не обратил внимания).

Я посмотрела на себя в большое зеркало и вновь не смогла сдержать слез, настолько унизительно-комичен был мой облик. Коротенькие штанишки едва доходили до середины бедра, они обтягивали меня плотно, как лосины или колготки, подчеркивая объемность памперса. Сквозь тонкий трикотаж предательски просвечивали диснеевские принцессы. Верх штанишек был ниже верхнего края памперса, так что из них торчал насборенный край подгузника и липучки-застежки. Кофточка, напротив, не доходила до края подгузника, зато отлично обрисовывала грудь – через ткань явственно выделялись соски.

Если бы у меня в этот момент был выбор в этот момент – умереть на месте или спуститься в
гостиную, я бы, пожалуй, предпочла умереть. Тем не менее, к моему удивлению, ноги
передвигались, и по лестнице спустилась к родственникам, которые вернулись в столовую.

Совладать с голосом мне удалось не сразу – сначала я издала какой-то придушенный писк,
настолько сильный нервный спазм сдавил мне горло. Но Дима, положил мне руку на плечо,
успокаивающее потрепал и слегка подтолкнул вперед. Все отводили от меня глаза, но я понимала, что это мало мне поможет. Я собралась с силами:

— Дорогие, простите меня, что мое поведение испортило вам вечер. Мне очень жаль, что все так произошло, надеюсь, вы все-таки простите меня. Папа, извини, тебе и так редко удается выбраться к нам, ты совершенно не заслужил того, чтобы быть свидетелем такой безобразной выходки, — я подошла к отцу и обняла его, он потрепал меня по голове и пробормотал что-то успокаивающее.

— Мама, я так рада видеть тебя, ужасно глупо было описаться при всех, я не права, прости, — и я обнялась с мамой.

— Ребята, — обратилась я к мальчишкам, — было приятно провести с вами время, но теперь вы
должны меня извинить, мне уже пора спать. Надеюсь, что вечер все-таки будет отличным,
несмотря на мой промах. – Я обернулась к Ане, подруге брата: Аня, была рада познакомиться, пожалуйста, приходите к нам еще.

— Непременно! – прыснула она. Да, я ее понимаю. Контраст между ролью благовоспитанной
хозяйки дома и переростком а подгузнике и розовых плюшевых тапочках был слишком очевиден.

Я кивнула всем, кривовато улыбнулась и вышла из комнаты. В коридоре я прислонилась к стене совершенно без сил и невольно услышала продолжение беседы.

— Дима, что с ней? – обеспокоенно спросила мама. – Она, конечно, писается в постель, но днем, при гостях? Она никогда не писалась днем!

— Вы уверены? – вдруг достаточно энергично возразил Дима. – Не было непроизвольного мочеиспускания днем или она просто не рассказывала?

— Кажется не было… — голос мамы уже не был таким уверенным.

— Ну вот, а теперь просто новая обстановка, другие обстоятельства, когда она нервничает, ей гораздо труднее контролировать себя.

— Это что, не в первый раз? – изумилась мама.

— Ну, я стараюсь избегать таких моментов, — обтекаемо ответил Дима. – стараюсь, чтобы в поездках она надевала хотя бы небольшой подгузник, но она против, совершенно не желает носить их днем! Это ужасно неудобно, просто мучительно – никуда не поедешь, все время опасаешься таких… инцидентов.

Дима, конечно, не врал. Но я чувствовала, что он воспользовался моей оплошностью и теперь
подавал ситуацию так, словно я была бессовестной зассанкой, не желающей контролировать свой мочевой пузырь, и он – главная жертва моего упрямства. Возмущение прямо таки душило меня, но я понимала, что он не сказал ничего такого, что позволило бы прямо уличить его во лжи. Ничего не оставалось, как продолжать кипеть и бурлить.

— Я поговорю с ней! – заявила обеспокоенная прочностью моего свежеиспеченного брака мама, – нет, ну так нельзя! Просто небольшой подгузник… Если, конечно, ты, Дима, не против…

— Нет, нет, совершенно не против, я же все понимаю! – поддержал Дима, — но она же меня не слушает совершенно…

— Ну, если не слушает, надо как-то наказывать, — подключился папа.

В этот момент мое увлекательное занятие прервала наша кухарка, которая несла в столовую нарезанный пирог.

— Ишь, а ты что тут делаешь, мисс-мокрая-попка? – прошипела она. – Тебя еще когда в постель отправили, баловница! Нечего тебе здесь подслушивать, там взрослые разговоры, не для твоих ушей! Ну-ка брысь отсюда, а то пожалуюсь хозяину, он тебе всыплет по мокрому месту-то!

Я стремглав понеслась к лестнице, даже не задумавшись, что «взрослые разговоры» вели, в том числе, двое 15 летних пацанов, один из которых – мой младший брат, а второй и вовсе пасынок.

Устроившись в кровати, я размышляла, что же изобретет Дима, получив от моих родителей
индульгенцию на мои наказания. Бить меня он не будет, голодом морить тоже… тогда что? Не
додумавшись ни до чего хорошего я заснула, не обращая внимания на сентябрьское солнце, пробивавшееся сквозь плотные шторы нашей спальни; в половине седьмого вечера оно светило точно нам в окно.

Постыдные штучки

понедельник, 17 июля 2017 г.

Катенок в памперсе (продолжение2)

Мое замужество оказалось куда более скучной штукой, чем можно было бы подумать. Во-первых, у нас не было ни свадебного путешествия, ни даже медового месяца – дела бизнеса позволили Диме отвлечься только на неделю, а в путешествие мы собирались позднее, зимой. Это было даже к лучшему – у меня появилась возможность обжиться в новом доме, привыкнуть к мужу, у него – приучить меня к правилам, которые он для меня установил.

Например, в 20 вечера я должна быть в постели, а в 20.05 – желательно спать. Конечно, на первый взгляд это кажется невозможным, но и дома меня приучили укладываться спать рано, не позже половины десятого, так что вскоре к 8 вечера я уже отчаянно зевала и терла глаза, пытаясь их разлепить.

Муж к этому времени старался приезжать домой, чтобы самому вымыть меня в маленькой, почти детской ванне, намазать маслом для малышей, подсушить кожу на попке и в промежности присыпкой, упаковать в памперс и пожелать мне спокойной ночи.

— Спокойной… — повторяла я за ним, а на слове «ночи» уже, обычно, засыпала.

Дима, разумеется, укладывался спать ближе к полуночи, а то и позже. В принципе я не просыпалась от того, что он ходил по спальне, шумел, укладывался в постель. Если ему хотелось, чтобы мы были вместе, то он начинал меня, спящую, целовать, теребить мне грудь, покусывать за соски. Потом, полусонную, укладывал на спину, расстегивал липучки памперса, и отгибал переднюю часть. Если подгузник был сухой (а писалась я, как правило, под утро), то так его и оставлял.

Поза ему нравилась только одна: я лежала на спине (попкой на расстеленном памперсе), ноги широко раздвинуты, согнуты в коленях, а колени прижаты к плечам. Даже в полусонном состоянии я возбуждалась, когда он начинал ласкать меня ладошкой, удивительно приятно!

Кончив в меня, он тут же плотно застегивал памперс, еще раз желал мне спокойной ночи и мы
спали до 9 утра. Иногда я достигала оргазма, иногда нет, но меня это не слишком огорчало. Подгузник полностью поглощал все, что из меня вытекало, так что утром я просыпалась с по-
прежнему сухой попой.

Утром Дима вставал первым, снимал с меня памперс, протирал влажной салфеткой, смазывал
детским кремом и кремом от опрелостей, и до его ухода я ходила по дому в одной маечке, с
голой попой – в качестве профилактики все тех же опрелостей. Мы завтракали на кухне вдвоем, но не готовили – все делала и сервировала кухарка, а потом сразу уходила. Человек-невидимка просто!

И это еще была самая интересная часть моего существования!

Работу по дому делала прислуга. Можно было смотреть телевизор, но там было запаролено «детским замком» большинство каналов, оставались старые советские мультики, да пара совсем уж унылых ток-шоу. Пароля от wi-fi у меня, разумеется, не было, впрочем, на телевизор и компьютер мне все равно разрешалось потратить только полчаса в день. Я понятия не имела чем заняться и куда себя приложить – степень скуки была такова, что я с нетерпением ожидала звонка из соседней аптеки, что я могу зайти за заказанными для меня памперсами после обеда.

Мне было до того скучно, что я с удовольствием обсуждала с хорошенькой фармацевтшей достоинства своих «непромокашек» и жаловалась на неэффективный крем от опрелостей.

Дима медленно, но настойчиво приучал меня к ношению подгузников днем. Он не заставлял, но всегда умел найти убедительные логичные доводы.

«Мы поедем в торговый центр – не будешь же ты там пользоваться отвратительными общественными туалетами? Фу!». Или: «Мы будем долго гулять в лесу, ну не в кустах же ты будешь сидеть?» Каждый раз он все поворачивал так, что это вроде было мое решение, и я просила у него разрешения «только один разочек, ну милый, ну пожалуйста» надеть подгузник днем.

Кстати, оказалось, что существует до обидного мало одежды, маскирующей памперсы. Широкие легкие юбки выдавали меня при каждом порыве ветра, обтягивающие платья обрисовывали складочку резиночки, о трикотажных брюках можно не говорить… Собственно, подходили только просторные платья А-силуэта; если не нагибаться, то можно успешно сохранить свой секрет. Диме нравились мини-юбки, так что если я не хотела, чтобы было заметно, что я в памперсе, я выбирала именно их.

Нужно сказать, что определенное удобство в этом было; мне не приходилось терпеть, в любой момент я могла встать, чуть расставить ноги, и «нажурчать» немного в подгузник. Он привычно тяжелел, но оставался сухим. Это было и правда здорово!

Переломный момент наступил пару месяцев спустя. У нас в гостях были мои родители, брат Антон, причем с девушкой, и сын Димы Сергей. Все сидели за столом, я поднялась, чтобы что-то показать. Отошла к книжной полке и… задумалась. Я и правда уже настолько была приучена к тому, что на мне часто бывает подгузник, что потеряла контроль над ситуацией. Забывшись, я слегка расставила ноги, словно была в памперсе, и очнулась только тогда, когда первые струи звонко ударили в доски паркета. Остановиться сразу было невозможно. Все смотрели на меня, а я громко прилюдно мочилась стоя. Последовала немая сцена, как из «Ревизора». Я стояла в луже, с намокшим подолом платья, перед мужем, родителями и тремя 15-летними подростками — красная, как рак, не в силах ни объяснить произошедшее, ни отреагировать на него.

— Катенок, ты и правда сильно устала, — сказал он. – Не будем ждать половины восьмого, отправляйся спать сейчас. Не забудь перед сном зайти к нам и пожелать приятного вечера. Я сейчас позову горничную, она все уберет. Пойдемте пока на террасу!

Я бегом побежала в спальню, скинула с себя мокрую одежду и, рыдая, залезла в ванну. Намыливалась и намыливалась, точно это могло смыть с меня даже воспоминания о моем
позоре. Наконец, дверь в ванную открылась (в моей ванной комнате замка не было), и зашел
Дима. Он был подчеркнуто нежен и деликатен, но строг и совершенно непреклонен. Нет, никаких «не хочу», сейчас он поможет мне застегнуть подгузник и надеть пижамку, а потом я пойду, извинюсь перед гостями за свое поведение и пожелаю все приятного вечера. А потом вернусь сюда и сразу лягу в постель.

Пока мы спорили, он достал памперс «повышенной проходимости», реклама которого обещала детям сухую ночь и сладкие сны, с крупными рисунками диснеевских принцесс, и ловко упаковал меня, впрочем, без излишних ласк. Потом достал пижаму, которую я не любила: короткие обтягивающие белые штанишки из тонкого трикотажа и несуразно широкую маечку с крупной надписью не английском «Хорошие девочки ложатся в кроватку вовремя». (Не знаю, сделал ли он это с умыслом, в виде дополнительного наказания, или просто был так раздражен, что не обратил внимания).

Я посмотрела на себя в большое зеркало и вновь не смогла сдержать слез, настолько унизительно-комичен был мой облик. Коротенькие штанишки едва доходили до середины бедра, они обтягивали меня плотно, как лосины или колготки, подчеркивая объемность памперса. Сквозь тонкий трикотаж предательски просвечивали диснеевские принцессы. Верх штанишек был ниже верхнего края памперса, так что из них торчал насборенный край подгузника и липучки-застежки. Кофточка, напротив, не доходила до края подгузника, зато отлично обрисовывала грудь – через ткань явственно выделялись соски.

Если бы у меня в этот момент был выбор в этот момент – умереть на месте или спуститься в
гостиную, я бы, пожалуй, предпочла умереть. Тем не менее, к моему удивлению, ноги
передвигались, и по лестнице спустилась к родственникам, которые вернулись в столовую.

Совладать с голосом мне удалось не сразу – сначала я издала какой-то придушенный писк,
настолько сильный нервный спазм сдавил мне горло. Но Дима, положил мне руку на плечо,
успокаивающее потрепал и слегка подтолкнул вперед. Все отводили от меня глаза, но я понимала, что это мало мне поможет. Я собралась с силами:

— Дорогие, простите меня, что мое поведение испортило вам вечер. Мне очень жаль, что все так произошло, надеюсь, вы все-таки простите меня. Папа, извини, тебе и так редко удается выбраться к нам, ты совершенно не заслужил того, чтобы быть свидетелем такой безобразной выходки, — я подошла к отцу и обняла его, он потрепал меня по голове и пробормотал что-то успокаивающее.

— Мама, я так рада видеть тебя, ужасно глупо было описаться при всех, я не права, прости, — и я обнялась с мамой.

— Ребята, — обратилась я к мальчишкам, — было приятно провести с вами время, но теперь вы
должны меня извинить, мне уже пора спать. Надеюсь, что вечер все-таки будет отличным,
несмотря на мой промах. – Я обернулась к Ане, подруге брата: Аня, была рада познакомиться, пожалуйста, приходите к нам еще.

— Непременно! – прыснула она. Да, я ее понимаю. Контраст между ролью благовоспитанной
хозяйки дома и переростком а подгузнике и розовых плюшевых тапочках был слишком очевиден.

Я кивнула всем, кривовато улыбнулась и вышла из комнаты. В коридоре я прислонилась к стене совершенно без сил и невольно услышала продолжение беседы.

— Дима, что с ней? – обеспокоенно спросила мама. – Она, конечно, писается в постель, но днем, при гостях? Она никогда не писалась днем!

— Вы уверены? – вдруг достаточно энергично возразил Дима. – Не было непроизвольного мочеиспускания днем или она просто не рассказывала?

— Кажется не было… — голос мамы уже не был таким уверенным.

— Ну вот, а теперь просто новая обстановка, другие обстоятельства, когда она нервничает, ей гораздо труднее контролировать себя.

— Это что, не в первый раз? – изумилась мама.

— Ну, я стараюсь избегать таких моментов, — обтекаемо ответил Дима. – стараюсь, чтобы в поездках она надевала хотя бы небольшой подгузник, но она против, совершенно не желает носить их днем! Это ужасно неудобно, просто мучительно – никуда не поедешь, все время опасаешься таких… инцидентов.

Дима, конечно, не врал. Но я чувствовала, что он воспользовался моей оплошностью и теперь
подавал ситуацию так, словно я была бессовестной зассанкой, не желающей контролировать свой мочевой пузырь, и он – главная жертва моего упрямства. Возмущение прямо таки душило меня, но я понимала, что он не сказал ничего такого, что позволило бы прямо уличить его во лжи. Ничего не оставалось, как продолжать кипеть и бурлить.

— Я поговорю с ней! – заявила обеспокоенная прочностью моего свежеиспеченного брака мама, – нет, ну так нельзя! Просто небольшой подгузник… Если, конечно, ты, Дима, не против…

— Нет, нет, совершенно не против, я же все понимаю! – поддержал Дима, — но она же меня не слушает совершенно…

— Ну, если не слушает, надо как-то наказывать, — подключился папа.

В этот момент мое увлекательное занятие прервала наша кухарка, которая несла в столовую нарезанный пирог.

— Ишь, а ты что тут делаешь, мисс-мокрая-попка? – прошипела она. – Тебя еще когда в постель отправили, баловница! Нечего тебе здесь подслушивать, там взрослые разговоры, не для твоих ушей! Ну-ка брысь отсюда, а то пожалуюсь хозяину, он тебе всыплет по мокрому месту-то!

Я стремглав понеслась к лестнице, даже не задумавшись, что «взрослые разговоры» вели, в том числе, двое 15 летних пацанов, один из которых – мой младший брат, а второй и вовсе пасынок.

Устроившись в кровати, я размышляла, что же изобретет Дима, получив от моих родителей
индульгенцию на мои наказания. Бить меня он не будет, голодом морить тоже… тогда что? Не
додумавшись ни до чего хорошего я заснула, не обращая внимания на сентябрьское солнце, пробивавшееся сквозь плотные шторы нашей спальни; в половине седьмого вечера оно светило точно нам в окно.

Источник

Постыдные штучки

вторник, 11 июля 2017 г.

Катенок в памперсе (продолжение)

— Я теперь – забеременею? – спросила я на утро. Не сразу, конечно, но это было практически
первое, что я решилась сказать, вопрос вертелся у меня на языке.

— Да малышка, ты права, тебе, пожалуй пора показаться врачу, – сказал Дима и больше мы этой темы не касались. Так что для меня стало большим сюрпризом, когда на следующий день он велел мне собираться, поскольку мы поедем к гинекологу. Почему «мы», к какому гинекологу, что со мной там будут делать? Все это ураганом пронеслось в моей голове, вопросов было так много, что я даже не рискнула ничего уточнять. Больше всего пугал сам визит: в настоящем гинекологическом кабинете я ни разу не была, врач осматривал нас только в школе и очень формально, скорее не осматривал, а опрашивал… Но я поплелась за Димой к машине покорная, как овца.

Ехали мы довольно долго, медицинский центр, куда муж меня привез, располагался в самом центре города. Клиника была не из дешевых: все, и интерьер, и ослепительной красоты серьезная девушка за стойкой регистрации, просто вопило о том, что здесь готовы обслуживать состоятельных пациентов. Я еще не привыкла быть столь состоятельной клиенткой, так что чувствовала себя стесненно, как Золушка перед дворцом, и спокойствия мне это не добавляло. К счастью, процедура оформления медицинской карты заняла совсем немного времени (Екатерина К., 17 лет, замужем, не работает – домохозяйка) и мы отправились в роскошный кабинет.

Я ожидала, что муж подождет меня в коридоре, но он зашел в кабинет вместе со мной и дружески поздоровался с врачом за руку. Из последующего обмена репликами я поняла, что они познакомились еще в давние времена беременности первой жены Димы, и с тех пор он периодически приводил к врачу своих знакомых девушек.

— Ну, давай посмотрим твой идеал, — доктор, наконец, обратил внимание и на меня. –Раздевайтесь за ширмой, устраивайтесь на кресле.

Я не очень понимала, как «устраиваться» на кресле, и, кажется, села слишком глубоко, так, что упоры для ног были на лодыжках.

— Ну-ну, кто нас так напугал? – сказал врач, когда зашел ко мне за ширму. Вместе с ним, к моему огромному смущению, зашла целая делегация – мой муж и хорошенькая медсестра. Прямо напротив кресла было большое, чуть не до пола окно, к которому я оказалась развернута самым неприличным образом, и хотя этаж бал третий, да и окна выходили на шумную магистраль, эта открытость тоже доставляла ощутимый дискомфорт.

Доктор между тем бесцеремонно подтянул меня к краю кресла, поднял его повыше, а держатели для ног развел пошире. Если вы хотите знать, что такое «беспомощность» — то это именно то положение, в котором я в тот момент оказалась.

— Что там между ног у нашей неземной феи? – довольно бестактно спросил он, ощупывая меня в самом интимном месте. «Однако, сколько малознакомых мужчин засовывают в меня пальцы» — внезапно с грустью подумала я. Доктора же увиденное скорее развеселило.

— Ого, как тут все разворотило-то, просто ядерный взрыв! Это ты, приятель, так пропахал малышку? Горжусь, горжусь, прямо хоть фотографию делай и демонстрируй студентам, как классическую дефлорацию!

— Ну, сделай! – внезапно согласился муж. Черт знает что, ему польстил этот нелепый комплимент что ли? Однако врач уже достал айфон и сделал несколько, несомненно, впечатляющих кадров. Моего согласия, похоже, спрашивать не собирались.

— Сейчас вставим зеркало и возьмем мазочек. Потерпи маленькая, вот так!

Я почувствовала, что в меня ввинтили что-то холодное и металлическое, после чего врач отошел на пару шагов, а в меня полезла уже медсестра. Врач тем временем показывал мужу снимки на своем телефоне, я, кажется, даже догадываюсь, какие именно.

Медсестра снова уступила место врачу, который засунул в меня пальцы, а другой рукой стал сильно нажимать на живот.

— А что мы так напряжены? – внезапно спросил он. — Больно?

Я отрицательно помотала головой. Было не больно, но от его действий ужасно захотелось по-
маленькому.

— А что тогда? – продолжал допытываться он. – Холодно? Страшно? Щекотно?

— Писать хочу… — наконец прошептала я.

— А, ну это дело поправимое! – Врач подставил металлический лоток и разрешил — Все, писай!

Я чуть расслабилась и тут же вздрогнула от громкого звука стекающей в металлический лоток жидкости. Кажется, это слышал весь этаж, это же настоящий грохот!

— А по-большому не хочешь, малышка? – внезапно фамильярно спросил врач. – А то у тебя прямая кишка-то плотно забита, ты обрати на это внимание, — сказал он уже моему мужу. — Специализация не моя, конечно, но могут быть проблемы. Кстати, а что за покраснения в промежности, вроде не потертости…

— Может опрелости? – спросил муж. – У Катенка страшный энурез, так что сам понимаешь, много времени проводит в памперсах…

— Детская присыпка, элементарно, – продолжил врач. – Ну и подгузники чаще менять, мазь от опрелостей сейчас выпишу.

Тут он доктор снова принялся копаться во мне, точно пытался рассаду высадить – это было болезненно, неприятно и стыдно. Я краснела, пыхтела, и была несказанно рада, когда он, наконец, закончил. Впрочем, тут же оказалось, что радовалась я рано.

Мне позволили опустить ноги с держателей и сесть на кресле, но взамен пришлось снять блузку и лифчик. Врач принялся мять мне груди, заставлял поднимать и опускать руки, трогал соски – словом, осмотр был действительно полным.

— Как понимаешь, секс с новобрачной тебе пару дней не светит, — снова обратился он к мужу, – пусть пару дней все подживет. Завтра к вам утром приедет наша медсестра, возьмет анализ крови, определимся с оральным контрацептивом. Важно пить таблетки регулярно. Спать когда ложится?

— Так, в половине восьмого ванна, затем надеваем подгузник, в восемь вечера – сон, — ответил Дима. (В восемь? В восемь?! Я была шокирована).

— Ну и отлично, вот в восемь пьет таблетку и баиньки – согласился врач.

По пути домой мы заехали в аптеку рядом с домом. Дима настоял, чтобы я вышла из машины и отправилась в аптеку вместе с ним.

— Мне бы подгузники на эту красавицу, – обратился он к молоденькой и хорошенькой аптекарше, скорее всего чуть старше меня. – Дневные, чтобы удобно в них ходить, и ночные – знаете, лучше чтобы они были рассчитаны на большой объем, понимаете…

Девушка определенно не понимала. Она, правда, сдержалась и не хихикнула, хотя ей определенно этого хотелось. А вот парочка, рассматривающая витрину с витаминами за нашими спинами, хихикнула довольно громко.

— Какой у вас вес? – обратилась ко мне девушка.

— Пятьдесят семь, — ответила я.

— Тогда берите ***, — назвала она марку. – Широкие липучки, можно расстегивать и застегивать несколько раз, и очень мягкие резиночки на бедрах, совершенно не натирают. Или можете взять трусики пул-ап, девушка сможет сама их снимать и надевать, очень удобно при приучении к горшку… то есть, к туалету, — не справилась она с нервным смехом.

— Я думаю, что лучше комфортные резиночки, а ты как считаешь, малыш? – обратился ко мне муж.

Я была раздавлена всем происходящим и просто кивнула. Между тем муж обсудил с продавщицей дневные подгузники, крем от опрелостей, удобства различных присыпок… В конце муж оформил еженедельный заказ на подгузники, продиктовав мое имя, фамилию, адрес и телефон.

— Ну вот, теперь каждый вторник после обеда будешь заходить сюда за своими подгузниками, все уже оплачено, — повернулся он ко мне. — Это будет твоей домашней обязанностью, а от дома до аптеки – меньше квартала. Я буду за тебя спокоен!

Я не ношу подгузники днем. Не ношу подгузники днем. Не ношу подгузники днем. Эта мысль билась у меня в голове, как мотылек об лампу и в конце концов, обессилев как мотылек, она упала куда-то на дно сознания. Я сдалась.

— Хорошо, любимый, по вторникам, я запомню, — сказала я покорно.

— Ну что ты, не надо ничего запоминать, Регина будет тебе звонить и приглашать за заказом, верно?

— Разумеется! – девушка за прилавком была сама любезность.

— Буду ждать вашего звонка, — сказала я и вышла из аптеки, с трудом сглатывая слезы. Кажется, мое замужество будет полно сложных моментов.

Источник

Вообще, писать отзыв о конкретном животном – не правильно. Я же не могу порекомендовать Вам именного этого кота, писать обо всей породе – это как писать об отдельной национальности – нельзя всех «под одну гребёнку»… Хотя хочу заметить, что по личному опыту и опыту своих знакомых знаю, что беспородные коты самые умные, преданные и ласковые животные!!! В общем, я просто расскажу вам немного грустную, но поучительную историю о своём питомце… Не повторяйте моих ошибок и всегда верьте в лучшее!!!

У меня всегда были коты… Я с детства люблю этих животных и не представляю себе жизни без них. На момент моего знакомства с мужем, у меня было два кота и когда встал вопрос о переезде в другой город, мы приняли решение, что пока мы там не обоснуемся, коты поживут с моей мамой. Когда мы определились с жильём и наладили быт – мама попросила котов оставить ей, всё-таки она к ним привыкла, ей будет не так скучно и будет о ком заботится. Мы с мужем приняли решение купить породистого котёнка – британца или шотландца. Я обратилась в местный клуб и мне дали несколько адресов. Мы всех объехали, все котята были милые и красивые, но ни один не дал мне понять, что он именно мой… В период поиска котёнка в подвале нашего дома кошка родила 5-х котят. Мы всем домом обустроили им тёплое место (была осень) и кормили маму и её подрастающее потомство. Котята росли дикими, в руки не давались(хотя это и к лучшему – ничего хорошего от некоторых «людей» ждать не приходится). В нашем дворе было много машин и я всегда с ужасом смотрела, как котята «лавируют между ними». И вот случилась трагедия – маму-кошку задавила машина, потом ещё одного котёнка и мы с соседями посовещавшись решили пристроить котят. Естественно, бездомные, беспородные малыши никому не нужны и мы с мужем решили взять одного котёнка себе. Ему на тот момент было уже месяцев 5. Назвали Тимоном. Каким же он оказался трусишкой))) Когда я занесла его в квартиру – он забился за батарею и я еле его оттуда достала. В течении 3-х недель это было его укрытие при малейшем шорохе или стуке. Ещё он оказался безумно ласковым и нежным котом. Я никогда не видела, что бы кот трясся от страха и урчал от удовольствия одновременно))) Наверное, беспородные найдёныши самые преданные и благодарные животные – он ходил за мной повсюду как собака, спал с нами, никогда никого не оцарапал, откликался на своё имя, лез целоваться при каждом удобном случае и вообще он самый ласковый и нежный зверь)))

Никогда себе не прощу того, что случилось дальше… В ту ночь 13.06.2009 был ливень – дождь стоял стеной. Я решила немного приоткрыть окно на балконе, чтобы было легче дышать. Я знала, что Тимон очень боится воды и думала, что он побоится подойти к открытому окну… Я думала… Как вы уже догадались – он упал… Я не сразу это заметила… Я его позвала – он не пришёл, а ведь такого никогда не было… У нас 8 этаж и под балконом бетонная лестница – это не оставляло Тимону никаких шансов… Но всё же под балконом его не оказалось и во мне зародилась надежда на чудо. Мы обыскали подвал, улицы, опросили всех дворников, детей, соседей – никто, ничего не видел. У меня сердце разрывалось от представления, что он где-то живой с переломанными лапками и челюстью плачет от боли и зовёт меня. Мы распечатали уйму цветных плакатов форматом А4 с просьбой помочь в поисках за вознаграждение, расклеили по всему району, я показала фото Тимона всем дворникам, соседям, привлекла к поиску детей (были каникулы и они с удовольствием за мороженое помогали мне носиться по району в поисках кота). Я была на тот момент без работы и полностью посветила себя поиску Тимона. Я дала объявление в местную газету с его фото, вы себе не представляете, сколько было звонков… Это же для меня он единственный и неповторимый и я узнаю его из 1000, а для людей он обычный дворняга, которых на улице сотни тысяч. Некоторые звонили просто посочувствовать, другие – спросить какое вознаграждение. Когда я обклеила объявлениями все столбы – мне позвонили из горисполкома и попросили убрать всю инфу… Апофеозом моих поисков стал вызов бригады слесарей, раздача им фото и обещание купить им ящик водки если они его найдут… Я медленно сходила с ума… Если бы я нашла его мёртвым, конечно я бы плакала и мучилась, но боль бы постепенно утихла, но в этой ситуации я представляла себе, что он живой и ему нужна моя помощь. Понять меня сможет только человек, любящий животных. Даже муж уже перестал верить в счастливый исход этой истории и предложил мне взять ещё одного котёнка с улицы, естественно, это вызвало во мне бурю негодования… И вот, спустя 2,5 недели (2.07) муж зовёт меня на балкон и я вижу на ступеньках сидит мой Тимон. Я не в состоянии описать тот шквал эмоций… Я забрала его домой, он залез мне на руки и дрожал, а я плакала… Он был худее любого дворового кота, грязный и с счёсанными до костей лапками… Был вечер, все клиники уже были закрыты и мы вызвали врача на дом. Никаких видимых серьёзных повреждений врач не заметил, назначил только обследование в больнице. В клинике Тимону поставили диагноз повреждение позвоночника и, как следствие, атония мочевого пузыря (это когда животное не может контролировать мочеиспускание) и назначили лечение. Лечение не помогло. Кот ходил в подгузнике, а я в слезах. Через месяц безрезультатного лечения нам предложили его усыпить. Не буду писать то, что я наговорила врачам поэтому поводу. Я отвезла его в больницу в другой город где ему была сделана операция, которая немного улучшила ситуацию. В процессе лечения выяснилось, что при повреждении позвоночника у Тимона пропала чувствительность в задних лапках и нижней части таза – поэтому все процедуры не причиняли ему никакой боли (ну хоть в чём-то нам «повезло») Я научилась ставить уколы, проводить катетеризацию мочевого пузыря и т.д. и т.п.. Врачи дружно заявили, что сделали всё, что в их силах и они умывают руки. Когда через пару месяцев коту стало хуже и мы сдали все анализы – врачи сказали, что с такими анализами жить коту осталось от силы месяц и нужно принимать решение об его усыплении (показать бы им сейчас, спустя три года кота, которого они хотели усыпить). Ни о каком усыплении не могло идти речи!!! В интернете я нашла информацию, как лечат это заболевание у людей, пересчитала дозы лекарств подходящие по весу моему коту и сама начала лечение. И чудо всё-таки случилось!!! Ни одно рецидива за три года. Кот начал просится в туалет и сейчас подгузник ему нужен только как дополнительная предосторожность – всё-таки чувствительность не до конца вернулась. Со временем кот привык к подгузнику, а я к небольшим неудобствам (кот просится в туалет, просто иногда, когда он сидит, может непроизвольно…, ну, вы поняли).

Написала, сижу, перечитываю и слёзы на глазах от нахлынувших воспоминаний, а Тимон в это время, сидит у меня руках, урчит и покусывает мне руку)))

Извините за много букв, просто хочется Вам сказать :

НИКОГДА НЕ ОПУСКАЙТЕ РУКИ И ВЕРЬТЕ В СЕБЯ, В СВОИ СИЛЫ И В ЧУДО!!!

ЗДОРОВЬЯ ВАМ И ВАШИМ ПИТОМЦАМ!!!

p.s. На правах кошатницы осмелюсь дать вам пару советов как приучить кота к туалету.

Итак, вы принесли в дом котёнка или взрослого кота, не важно. Сразу же определите ему место под туалет – это должен быть лоток с песком (в дальнейшем, вы можете оставить только сетку, но приучать лучше к песку). Лоток должен быть с низкими бортиками, если это котёнок и достаточно вместительный, если это взрослый кот. Лоток нужно поставить в приделах досягаемости кота – в той комнате, где он находится. Я понимаю, что кошачий туалет в спальне не очень привлекательно и гигиенично, но кот просто не вспомнит и не сориентируется (особенно котёнок), что ему нужно прогуляться в туалет или в ванную, смотря, где вы его видите в дальнейшем. Покажите туалет коту – возьмите его лапку и погребите её в песочке, выройте ямку. Если у вас всё получилось с первого раза – поздравляю, если нет – тогда возьмите бумагу, промокните лужицу и положите бумажки в его лоток, он должен знать, что там его запах и туда в следующий раз нужно идти. То место, где была лужица тщательно промойте раствором марганцовки, если нет марганцовки вымойте водой (только без белизны – она наоборот привлекает животных), затем протрите место, где была лужица цедрой любого цитруса – коты не любят их запах. По мере освоения котом вашей квартиры, лоток можно переносить в туалет. Если котёнок слишком мал, пусть туалет некоторое время постоит в комнате – малышу необходимо время для адаптации. Ни в коем случае не бейте кота и не тыкайте его носом в лужицу!!! Он или не поймет, за что вы его набили или поймёт не правильно. Он может «подумать», что вам не нравится, что он писает именно в этом месте и найдёт другое, более укромное, что бы вы ничего не нашли. И запаситесь терпением, воспитание – это тяжёлый труд)))

Обязательно купите когтеточку и приучайте к ней котёнка ещё сызмальства – это убережёт вас от испорченных ковров и мебели.

Еда. Тут уж решать Вам. Мой старший кот заболел МКБ (мочекаменная болезнь). Врач сказал, что из-за корма, хотя мы кормили дорогим кормом (Роял Канин). От МКБ не умирают (если вовремя диагностировать), но видеть своё животное с катетером и под капельницей – зрелище не для слабонервных. Сейчас все мои коты переведены на натуралку+витамины+трава (субпродукты, вымя, изредка рыба, мясо). Не давайте коту еду, которую готовите для себя – им очень вредят соль и специи. Если уж нет возможности кормить исключительно белковой пищей, лучше варите кашу с рыбой или фаршем.

Если не планируете разводить котов – кастрируйте или стерилизуйте кошку. Не берите на себя ответственность за жизнь маленьких существ.

И помните : «МЫ В ОТВЕТЕ ЗА ТЕХ, КОГО ПРИРУЧИЛИ» (с)