Между нами снег анна приходько сегодня рассказ глава 177

Внимание! авторам, имеющих авторское право на тот или иной текст бренд или логотип, для того чтобы ваша авторская информация свободно не распространялась в ресурсах интернета вы должны ее удалить с таких ресурсов как vk.com ok.ru dzen.ru mail.ru telegram.org instagram.com facebook.com twitter.com youtube.com и т.д в ином случаи размещая информацию на данных ресурсах вы согласились с тем что переданная вами информация будет свободно распространятся в любых ресурсах интернета. Все тексты которые находятся на данном сайте являются неотъемлемым техническим механизмом данного сайта, и защищены внутренним алфавитным ключом шифрования, за любое вредоносное посягательство на данный ресурс мы можем привлечь вас не только к административному но и к уголовному наказанию.

Согласно статье 273 УК РФ

Почему с возрастом у мудрого человека не должно остаться друзей: 3 мудрые цитаты Юрия Левитанского

Молодость дружбе располагает, а старость избегает ✔️

Дети заводят друзей по щелчку пальца, им достаточно узнать имя своего «‎нового лучшего друга» и принять его в объятья без задней мысли. Со временем человек лишается части друзей, а к пожилому возрасту и вовсе не должен их иметь. Почему? Юрий Левитанский считал, что дружба таит большую опасность, чем явный враг: «‎От явного врага мы ждем самого худшего, а от друга лишь прекрасного, лучшего» но каждый наш друг — простой человек, у которого есть свои интересы, свои слабости и желания, мы не хотим думать, что друг может предать или пожелать плохого, но человеческая природа всегда берет верх: «‎Больше всего нас ранят самые близкие, потому что наши души открыты для них».
[Spoiler (click to open)] [more]

С возрастом список тех людей, которых мы считали друзьями, сокращается до единиц: «‎Где понимание было, там оно уйдет, где было доверие, не останется и следа, кто был назван другом, придя однажды, уйдет навсегда». Таков закон жизни: чем дольше мы дружим с кем-то, тем больше встречаем непонимания, зависти, подлости и лицемерия, нужно лишь время, чтобы это проявилось: «‎Не давай свою руку своему лучшему другу, сегодня она спас тебя, потому что не сложно, но завтра подойдешь ты к колодцу и он скажет: прыгай, так нужно». Это не значит, что люди вокруг плохие, виноваты мы сами в том, что назвали их такими: «‎Разве можно назвать волка теленком и ждать, что он будет есть одну травку, а потом считать его предателем, если он съест стадо? Лишь потому, что мы назвали его теленком?». Волк остается волком, как его не называй: «‎Назови человека другом и не будь разочарован, помни: «Человек — это человек, как его ни называй» ».

Как относиться к людям вокруг, чтобы избежать разочарований в жизни? ✔️

Юрий Левитанский считал, что называя человека «другом», мы пытаемся приручить его, как бы это странно не звучало, сделать безопасным и дружественным, хотя до конца сделать это невозможно, человека невозможно приручить, как верного пса. Проблема заключается не в плохих друзьях, а в наших ожиданиях: люди не плохие и не хорошие, но назвав кого-то другом, мы ждем, что он пройдет с нами огонь и воду. Нам так хочется. Мы рады обманываться, но однажды придет час расплаты за нашу иллюзию: человек остался человеком, ни плохим ни хорошим, но мы то ждали лучшего. Именно поэтому взрослый, мудрый человек, не заводит друзей: «‎Мудрый человек делает добро и не ждет того же в ответ, а значит не будет разочарован».

Суть человеческих отношений всегда остается в том, что в них участвует два человека. Как не называй отношения: дружеские, супружеские, родственные, рано или поздно дадут о себе знать именно человеческие отношения, со своими интересами и целями, корыстью и мотивами. Обезопасить себя можно лишь одним: делать добро, если хочется, общаться, если интересно, помогать, если есть возможность и желание, но никогда не ждать, что тот, с кем вы хорошо общались и дружили, будет к вам благосклонен всегда: «‎Каждый может посочувствовать вашей неудаче, но мало кто может порадоваться вашему успеху». Люди меняются — это в человеческой природе, не нужно держать у себя «‎друзей» которые стали неприятны, как и воротить нос от тех, на кого раньше внимание не обращали: «‎Друзья становятся другими, тебя избавив от всего, а ты запомнил их лик такими, который был… До этого всего».

https://zen.yandex.ru/media/id/5aa6ba0857906a16ad6dfaba/pochemu-s-vozrastom-u-mudrogo-cheloveka-ne-doljno-ostatsia-druzei-3-mudrye-citaty-iuriia-levitanskogo-60b62d223efca05eed75c103

«- Лена здесь не живет, ты зря потратил время на дорогу. Ты уж извини, но в дом я тебя не приглашу. А дочь мою ты оставь в покое, она скоро выходит замуж, и забыла всё, что было у вас с ней. Это всё в прошлом, ты и так много плохого ей сделал, не кажется ли тебе, что уже достаточно?! Займись своей жизнью, живи дальше, а Лену не тронь.»

Великолепный Петербург в картинах великолепной Бэгги Боем.

• Начало.

Глава 28. Окончание.

Остановившись у знакомого до боли резного заборчика в Луге, Миша вышел из машины. Он чувствовал себя почему-то сильно утомлённым, и физически, и морально. Устало вздохнув, он отворил невысокую калитку и быстро взбежал на крылечко, не давая себе времени передумать и отступить.

Решительно постучав в дверь, Миша замер, услышав шаги в доме. Сердце его бешено заколотилось в предвкушении встречи с Леной, дышать стало трудно, а в голове бешено прыгали мысли о том, что же нужно сказать, чтобы не быть изгнанным сразу же.

Дверь открылась, и на Мишу вопросительно и удивленно смотрела Любовь Ивановна:

— Миша? Не ожидала тебя увидеть. Что привело тебя сюда?

— Здравствуйте, Любовь Ивановна, — Миша немного растерялся, — Я хотел бы с Леной поговорить. Вы не волнуйтесь, я не скандалить приехал, не ругаться… просто скажу ей несколько слов, и всё.

Ему было трудно подобрать слова, казалось, что говорит он полнейшую ерунду, а смотреть в глаза бывшей тёще он и вовсе не мог. Мише казалось, что глаза Любови Ивановны смотрят на него с осуждением, которое обжигает его до самого нутра.

— Лена здесь не живет, ты зря потратил время на дорогу. Ты уж извини, но в дом я тебя не приглашу. А дочь мою ты оставь в покое, она скоро выходит замуж, и забыла всё, что было у вас с ней. Это всё в прошлом, ты и так много плохого ей сделал, не кажется ли тебе, что уже достаточно?! Займись своей жизнью, живи дальше, а Лену не тронь.

— Как замуж? За кого? – Миша, казалось, не услышал остальных слов, сказанных ему, — Где она живет сейчас?

— Ты меня слышишь? – повысив голос, строго воскликнула Любовь Ивановна, — Поезжай домой, и дорогу сюда забудь! Тебя дела Лены не касаются!

Миша сел на ступеньку деревянного крыльца и прислонился к перилам, в голове темнело, почему-то он почувствовал злость и обиду, на самого себя.

— Скажите, — хрипло спросил он вышедшую на крыльцо женщину, — Любовь Ивановна, прошу вас, скажите мне правду, Дима – мой сын? Ведь мой, правда?

Любовь Ивановна смотрела в Мишины глаза, умоляюще взирающие на неё со ступенек. Нет, как ни искала она в себе жалости к Мише, не находила её даже очень глубоко в своей душе, хотя всегда считала себя добрым и отзывчивым к чужому горю человеком.

Пожалеть сейчас Мишу означало одно – сломать всю будущую жизнь своей дочери, и своему внуку. И, возможно, даже Павлу, которого она уже считала членом семьи, за его отношение к Лене, и особенно – к Димке. Лгать грешно, это все знают… Но как тонка та грань, где тебе приходится сделать выбор…

— Нет, Димка не твой. И не терзай зря ни Лену, ни себя. Не сложилось у вас, оставь прошлое, иди в настоящее.

Любовь Ивановна ушла в дом, знакомо звякнул засов – столько раз Миша слышал этот звук раньше, когда приезжал сюда к Лене. А сейчас этот звук будто оборвал в нём ту тонкую ниточку, еще связывавшую его с прошлым. Как оказалось, со счастливым прошлым. А теперь всё… всё закончилось и ушло без возврата – Лена выходит замуж за отца своего ребенка, и Мише нет больше места в её жизни. И ему осталось только принять это.

И он принял, ведь выхода другого не было. Время потекло для него уныло и однообразно, хотя, честно сказать, развлечений хватало. За годы, прошедшие после того последнего разговора с матерью Лены, в жизни Миши много что происходило.

Он быстро поднялся по карьерной лестнице до довольно высокой должности, купил себе машину, ничуть не хуже, чем была у него раньше, оформил в ипотеку большую квартиру в престижном районе Северной Столицы. Снова дружил он с Костей Лисицким и был другом их семьи, стараясь изо всех сил быть хорошим другом и тем самым искупить прошлую тайную свою вину перед другом.

Миша стойко пережил период, когда его несколько раз вызывали в полицию по делу о краже из квартиры бывшей жены. Но вёл он себя спокойно и безразлично, сообщив следователю, что был в тот день на смене и вообще понятия не имеет, что за картины были в квартире бывшей жены, потому что живопись его совершенно не интересует. После он понял, что дело скорее всего закрыли, потому что больше никто ни его, ни его мать по этому поводу не беспокоил.

Элла же сама оказалась не лыком шита и сообщила полицейскому, который её опрашивал, что заинтересовавшую её картину она честно попросила у бывшей невестки, а когда та отказала – что поделать, её право – обиделась и забыла про картину, и про саму Лену.

Отношения матери и сына, без того не особенно тёплые и до всех этих событий, теперь и вовсе сошли на нет.

Обратите внимание: История одного человека.

Когда Миша переехал в новую свою квартиру, Элла тут же сдала бабушкину квартиру в аренду и уволилась с работы. Каждый жил сам по себе, не помня родства.

Вот только с девушками у Миши как-то не складывалось. Вроде бы и привлекал он противоположный пол, и несколько раз отношения даже заходили достаточно далеко, что девушка переезжала к Мише с вещами. Но вот только через пару-тройку месяцев очередная девушка без объяснения причин собирала свои вещи и вновь пустела Мишина шикарная жилплощадь. Миша уже и причину этого искать перестал, просто принимал всё, как должное.

Один раз правда они обсуждали это с Костей, после очередного поспешного бегства Мишиной подруги, со словами: «Дело не в тебе, ты замечательный, но… я так решила!»

— Ты знаешь, может ты в каждой из них Лену ищешь, сравнивать пытаешься с ней? Любая нормальная девушка это чувствует, а кому такое отношение понравится, — Костя всегда был искренним с другом и пытался помочь.

— Нет, Лену я забыл, всё это в прошлом. Давай не будем об этом, — Миша не хотел обсуждать это даже с лучшим другом.

На самом деле он врал. Первое время в каждой встречной рыжеволосой девушке он видел Лену и вздрагивал радостно, но это оказывалась не она. Странное дело, такой большой город, просто огромный… но так часто Миша встречал старых своих знакомых – то коллег с прошлой работы, то Наталью с дочкой, один раз даже Олесю встретил в магазине… А вот Лену за прошедшие два года он не встречал ни разу. А он очень этого хотел – чтобы свела их судьба снова, чтобы выпал счастливый случай и ему. Но судьбе было, наверное, не до Миши.

Весенним тёплым вечером ехал Миша в фитнес-клуб, забирать с занятий Марину. С этой девушкой они встречались уже три месяца, и Мише казалось, что он учёл все свои прошлые ошибки и иногда даже начал ощущать что-то, похожее на счастье, рядом с Мариной. Она была чем-то неуловимо похожа на Лену…

Остановившись на светофоре, Миша случайно взглянул на стоявшую в соседней полосе машину, и сердце его оборвалось в бездну. Он узнал бы из миллиона это лицо и рыжие локоны, собранные в узел. За рулём большой белой машины сидела Лена. Ошибки быть не могло, и Миша подумал – это он, тот случай которого он ждал. Нарушая все правила, сигналя всем, Миша открыл окно машины и просил пропустить его в нужный поток. Водители ругались, махали руками и обзывали его последними словами. Но всё же Миша вырулил на нужное направление, машина Лены маячила впереди, совсем недалеко, и Миша внимательно следил, чтобы не отстать.

Вскоре они въехали на большую стоянку возле одной из городских поликлиник. Машина Лены остановилась, и Миша припарковался неподалёку, собираясь во что бы то ни стало поговорить с ней. Внутри всё трепетало от предвкушения встречи, он закрыл глаза, выдохнул, и вышел из машины.

Фото автора

Лена открыла заднюю дверь своего автомобиля, и Миша увидел там детское кресло, из которого тут же выпрыгнул шустрый рыженький мальчуган лет примерно трёх. Миша остановился в нерешительности, он подумал, что Лена привезла ребенка в больницу по какому-то делу, и обрадовался – это был повод назвать их встречу случайной и предложить свою помощь.

— Мамочка, смотри, там папа! Папа идёт! – закричал мальчуган и указал рукой на высокого мужчину, который спускался по ступеням больничного корпуса и махал рукой.

— Не кричи так сильно, я вижу, что папа идет, — усмехнулась в ответ Лена.

Миша отступил назад так, что его не стало видно за небольшим микроавтобусом, а сам он видел всё… Лена улыбалась и махала рукой мужчине, и Миша увидел, что под рубашкой Лены виднеется округлившийся животик. Мир рухнул в его голове, потому что всё оказалось правдой – и этот рыжий мальчуган – не Мишин сын, и бывшая жена его счастлива, у неё семья, муж…. И она совершенно не помнит того, кто прячется теперь в тени и не сводит с них завистливого взгляда.

— Ну что, семейство, готовы? – мужчина подхватил на руки подбежавшего к нему малыша и поцеловал Лену, — Вот ваш папка и в отпуске! Предлагаю это отпраздновать! Пицца?

— Пицца, пицца! — закричал мальчишка звонким счастливым голоском.

Семья о чем-то еще говорила, мужчина устраивал малыша в детском кресле, Лена усаживалась на пассажирское сиденье, а Миша всё никак не мог заставить себя оторвать от них глаз.

Ему было невыносимо мучительно смотреть на чужое счастье, но в то же время не смотреть он не мог. Потому, что представлял сейчас себя на месте того мужчины, рядом с Леной.

Ведь всё так просто – это мог быть сейчас он сам, целовать Лену, погладив малыша внутри неё, пристёгивать что-то рассказывающего сына в детское кресло и ехать вместе с ними в пиццерию, праздновать предстоящий отпуск…

«Видимо, не судьба, — подумал Миша, — Не судьба мне быть счастливым».

Хотя, сам он прекрасно сейчас понимал, что судьба здесь в общем-то ни при чем. Всё разрушено его стараниями и его собственными руками.

Через месяц Миша сделал предложение Марине, но неожиданно получил отказ. Сам он этому не удивился, но уже то, что Марина всё ещё не собрала вещи и не ушла от него, вселяло в него надежду, что и он будет когда-нибудь счастлив.

Миша надеется. Кто знает, может быть, и ему наконец повезет.

От Автора:

Вот так закончился этот рассказ — надеждой. Надеждой на то, что человек в силах изменить свою жизнь, изменив себя. Только для этого нужно не изменять принципам, не жалеть себя, не паразитировать на любви другого человека к тебе.

«Не позволяй душе лениться!

Чтоб в ступе воду не толочь,

Душа обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!» Н.А. Заболоцкий

Дорогой мой Читатель, добрый и справедливый! Благодарю тебя за то, что ты со мною!

Благодарю моих Читателей за поддержку сайта — сейчас она особенно необходима, за ваши эмоции, комментарии и приятное общение!

А новый рассказ — уже завтра!

Еще по теме здесь: Истории.

Источник: Питерская история. Глава 28. Окончание..

«Что пожелать свече?

Гореть?

Свеча сгорит и без меня.

Что ели пожелать?

Расти?

Ель вырастет и без меня.

Что пожелать судьбе?

Добра?

Творят добро и без меня.

Что пожелать тебе?

Чтоб был?

Ты есть – и будешь без меня.

Что пожелать себе?

Чтоб ты был счастлив.

Чтоб это не случилось без меня!»

Мара Залите

Корректор Владимир Викторович Мартынов

Иллюстратор Татьяна Юрьевна Хвиюзова

© Анна Юрьевна Приходько, 2022

© Татьяна Юрьевна Хвиюзова, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-3442-9 (т. 2)

ISBN 978-5-0056-2519-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Таисия вдруг почувствовала нарастающую боль. Было настолько мучительно, что она даже застонала. Лоран проснулся, обнял её.

Они давно спали вдвоём. Почти всю ночь Лоран не убирал руку с живота Тайги. Мысленно разговаривал с малышом и ему даже казалось, что тот слышит его, шевелится в такт его мыслям.

Следователь всегда спал в одежде. Таисия всё время смеялась над ним. Раздевалась перед ним демонстративно. Говорила, что негоже мужу от жены за одеждой прятаться. Но Лоран был непреклонен. Таисия вскоре привыкла и перестала делать попытки для соблазнения.

Она до сих пор не могла разобраться с тем, что будет делать после рождения ребёнка. Больше всего хотелось быстрее избавиться от беременного состояния и исчезнуть навсегда из этого города. Судьба ребёнка её не беспокоила. Уже давно убедилась, что муж никогда его не оставит.

– А даже если и бросит, – думала она, – то для меня это не имеет никакого значения.

Боль нарастала с новой силой. Таисия встала с кровати, походила, легла опять.

– Кажется, твой ребёнок хочет с тобой познакомиться, – сказала она Лорану.

Тот вскочил с кровати, засуетился.

Мужчина в суматохе не сразу сообразил, что нужно сходить за повитухой. Таисия кричала на него, просила помочь. Но муж только бегал кругами и не знал, как облегчить страдания жены. Благо повитуха жила в соседнем доме. Лоран побежал за ней. Когда вернулся с заспанной женщиной, Таисия уже родила. Лежала на полу, на её груди примостился сморщенный комочек. Лоран на коленях подполз к Таисии. Она улыбалась, прижимала малыша к себе.

Муж прилёг рядом с ней.

– Макар, – прошептала Таисия, – твой сын похож на тебя.

Лорану почудилось, как что-то тяжёлое ударило его по голове. Пошевелился, перед глазами всё помутнело.

Повитуха суетилась, стащила с кровати одеяло, подложила его под Таисию.

Лоран стал глубоко дышать: вдох, выдох, вдох…

Привстал, посмотрел на малыша, потом на жену.

Рука невольно потянулась, коснулась бархатной кожи младенца. Тот запищал, зашевелился. Слёзы катились из глаз Лорана, падали на грудь Тайги.

Она прошептала еле слышно:

– Прости…

Лоран молчал. Он гладил малыша осторожно, еле касаясь. Рассматривал его, трогал крошечные пальчики, проводил по реденьким волосикам на голове.

И вдруг он поцеловал Таисию в лоб и сказал:

– Он мой сын, только мой и твой. Ничего не хочу больше знать.

Повитуха сказала новоиспечённому отцу, чтобы тот переложил Таисию на кровать. А сама взяла младенца на руки. Лоран подхватил жену и перенёс её на кровать.

Тайга вдруг заплакала.

– Прости меня, Лоран, – причитала она.

Когда повитуха ушла, бывший следователь прилёг рядом с женой. Опять поцеловал её в лоб.

– Ты только никуда не уходи, – прошептал он. – Нам без тебя будет трудно. Я рос без матери, это тяжело. Тяжело потом осознавать, что мать должна была быть, а её не было. Думал, что так и нужно и меня родил отец. Все смеялись надо мной тогда. Не хочу, чтобы наш сын стал таким, как я.

Таисия тяжело вздохнула. Малыш неумело утыкался носиком в грудь, кряхтел, плакал, потом успокоился. Вцепился в сосок, вытягивая из него тягучую жидкость.

Лоран наблюдал за ним, улыбался.

– Лоран, – прошептала Таисия, – у меня ведь где-то есть ещё ребёнок.

Муж привстал, посмотрел на Тайгу с удивлением.

Она только пожала плечами.

– Тот Гаврила мне не отец. Мой отец давно умер. И имя у меня другое. Я Алёна. Меня назвали в честь матушки. Моя жизнь – это обман в каждом слове. Я ненастоящая, понимаешь. Живу чужой жизнью, занимаю чужое место, рядом с тобой должна быть другая женщина. Я даже для него чужая, – Таисия указала на сына. – Он вряд ли будет любить меня, потому что, когда был во мне, я его ненавидела. Я испортила жизнь всем. Но больше всего я виновата перед тобой. Если тебе нужен этот ребёнок, забирай его. А меня отпусти. Я хочу скрыться от всех и умереть в одиночестве. Хотя я не заслуживаю даже смерти.

Ребёнок отпустил грудь, засопел.

Лоран взял Таисию за руку и попросил:

– Расскажи всё с самого начала. Теперь-то можешь это сделать? Я хочу всё знать о своей жене.

– Лоран, ты ещё найдёшь счастье, – ответила Тайга.

– Уже нашёл. Моё счастье только что покушало и спит рядом с тобой. Никуда тебя не отпущу. Ты будешь со мной.

– Я повенчана с другим мужчиной, Лоран.

– Это уже не имеет никакого значения. Ты повенчана со мной.

– Я не смогу стать тебе хорошей женой, – Таисия продолжала отговаривать Лорана.

– Ты уже стала моей женой, а хорошая ты или плохая, покажет время. Давай, не скрывай ничего.

Таисия начала свою исповедь. Лоран слушал внимательно. Когда Тайга рассказывала, как муж обращался с ней, ужасался. Ему было невыносимо жаль эту сбившуюся с пути женщину. Захотелось стать её защитником, сделать счастливой, стереть из её памяти прошлую жизнь. Лоран с грустью подумал о Зое, сердце бешено застучало. Потом взглянул на сына и Тайгу. Внутренняя тревога постепенно угасала, он понял, что любовь к этому малышу даже сильнее любви к Зое, и мысленно выбрал сына.

 
                                        ***

Зоя, увидев отца, расплакалась. Она тряслась в рыданиях, Григорий обнимал её, гладил по голове. Поймал себя на мысли, что обнимал вот так дочь, только когда та была совсем маленькой.

Больше не мог припомнить нежностей со своей стороны. Он сокрушался оттого, что остановить поток горьких дочкиных слёз было не в его силах. Сердце Григория сжималось и при мысли о том, что могло быть с Евдокией, если бы не Джан.

«Зоя молодая, родит ещё целое войско, ей повезло больше, а вот Дуня впервые за много лет смогла родить», – думал отец, успокаивая дочь.

Сжав всю волю и гордость в кулак, Григорий Филиппович ежедневно встречал китайца в своём доме. Тот настолько сросся с семьёй, что сложно было представить жизнь без него.

– Тебе нужно было Джана пригласить, – посоветовал Григорий Зое. – Он хороший доктор, если бы не он, то моей Дунечки не было бы уже на этом свете. Мне кажется, что я никогда не избавлюсь от его присутствия. Обнимаю Дуню, ощущаю его глаза везде, он прямо из твоей комнаты словно через стену глядит. Вся моя жизнь у него на виду. Я в плену, Зоя.

Зоя слушала отца, но плохо соображала. В её голове смешались все: мачеха, Джан, дети. Хотя сейчас её больше всего беспокоила она сама и то, что Янек тоже может заразиться от матери. С одной стороны, доктор поддерживал и успокаивал её, а с другой – всё время стращал тем, что и Софье, и пани Анне становится хуже.

Встреча с отцом совсем не приободрила её. Всё тот же камень был на сердце, всё та же слабость в теле, всё то же невыносимое желание оказаться в объятиях мужа.

Когда Григорий ушёл, Зоя взяла лист бумаги, ранее принесённый доктором. Долго думала, что написать, как объяснить, успокоить Янека и успокоиться самой. Но ничего, кроме: «Любимый, я жду тебя дома. Зоя», не вышло из-под пера.

Объяснять в письме о случившемся не стала. Она думала, что вдали от неё Янеку будет ещё хуже.

Казалось, этот страшный период в жизни не закончится никогда.

Через три дня доктор разрешил ей уйти домой. Вызвал для неё карету, но Зоя не села в неё. Она медленно шла по городу в сторону дома Левандовски. Ходила неподалёку, боролась с желанием зайти туда, обнять Янека и полностью довериться судьбе. Но всё равно понимала, что такое безумство может плохо закончиться.

Наконец-то нашла в себе силы пойти дальше. Долго сидела на лавочке, которая до сих пор помнила их жаркие встречи и поцелуи. Казалось, что даже следы вокруг принадлежат только ей и Янеку. Зоя гладила выцветшие деревяшки, ойкнула неожиданно.

Заноза вонзилась в её палец и торчала остриём.

Так же, как болел сейчас палец, болело и сердце. Таким же остриём только потолще, подлиннее было оно пробито.

Зоя долго пыталась вытащить эту занозу, расковыряла палец. Заплакала.

Когда подходила к дому, неожиданно перед ней возник Николай.

Зоя попятилась назад. Уже приготовилась бежать, но Соломин не приближался к ней. Частое дыхание выдавало Зоино волнение.

– Зоя, – произнёс Николай, – я пришёл спасибо вам сказать. Без вас я не вернулся бы к жизни. Прости, что сделал тебе больно. Это было очень жестоко с моей стороны. Но всё же, если ты сможешь, буду благодарен.

Зоя пожала плечами. Прошла мимо Николая. Он увязался за ней. Вместе с ней вошёл в квартиру.

– Можно я Янека дождусь? – спросил он у Зои.

– Жди, – ответила она как-то отрешённо.

Приготовила чай себе, Николаю. Пили молча. Николай нервничал.

– Что-то Янек задерживается, – произнёс он.

Зоя вдруг пришла в себя. Посмотрела на Николая так, словно видела его впервые. Потом вспомнила, как он здесь оказался, и ответила:

– А Янек не придёт. Он ухаживает за больной матерью. Только через две недели, если Бог даст, мы увидимся.

Зоя пыталась сдержаться, но слёзы предательски потекли из глаз. Николай встал из-за стола, подошёл к ней.

– Знаешь, Зоя, всё будет у вас хорошо. Янек очень добрый человек. Я зайду через пару недель.

Зоя продолжала плакать, Николай постоял ещё некоторое время и вышел на улицу. Отправился сначала на кладбище к могиле отца. А потом ноги понесли его в дом, где молодая женщина Евгения жила со своим сыном. Дверь никто не открывал. Николай присел на ступеньки, решил дождаться. Вечерело. Он вышел со двора.

– Чего это ты тут делаешь? – услышал он из-за спины. – А ну давай! Показывай карманы! Ну прямо и отвлечься нельзя ни на секунду.

Николай оглянулся. На него наступал дед, размахивая кулаком.

– Показывай, карманы, кому говорю, – тараторил он.

– Да не брал я ничего, – возмутился Николай. – Я в гости приходил.

– К кому в гости? – дед зло рассмеялся. – К Женьке что ли? Ну что, погостил?

– Не погостил, нет её дома, – смущённо ответил Николай.

– Ну а как ей там быть, если она неделю назад уехала с мальчонкой своим? Мать навестить решила. Да сказала, что если не воротится к зиме, так сдать надобно мне её дом. Ты, если что, к зиме приходи, авось и решится чего. Но карманы-то покажи. Я, знаешь ли, не хочу за чужое добро свои гроши потом платить. Ходил тут один после смерти мужа её. Всё сватался, пацан к нему привык. Ну вот смотрели мы со своей Матрёной и радовались. А он потом снёс всё в мешок, и больше его не видели. А Женька-то и не горевала. Слёз от неё не добьёшься, всё в себе держит. Нажила ещё добра да вот и уехать решила. Трудно бабе-то без мужика. Она так из себя ладная, но судьба у неё нелёгкая. Да кому сейчас легко-то?

Дед оказался очень разговорчивым.

– А куда уехала она? – спросил Николай, когда дед на секунду замолчал.

– А мне откуда знать? Я не спрашивал, откуда она родом. Сказала, что уезжает к матери, ключ отдала, и всё. Видать, и правда надолго. Даже собаку с собой взяла. А раньше-то мне оставляла.

– Спасибо, – поблагодарил Николай и пошёл дальше.

– Карманы, карманы-то покажи. Неспокойно мне будет, – кричал дед вдогонку.

Юноша остановился, вывернул карманы, дед одобрительно присвистнул и побрёл к своему дому.

С того дня Николай после работы каждый день ходил к этому дому в надежде увидеть там вернувшуюся хозяйку.

Когда Николай ушёл, Зоя поплакала ещё. Потом встала и принялась за уборку. Вымыла полы, вытерла пыль, постирала одежду. Сил не хватало, чтобы хорошо отжать бельё. Решила отдохнуть, оставила всё в тазу. Да и проспала до утра. Проснувшись продолжила.

Всё время думала о том, как она встретится с Янеком, как скажет ему, что не будет у них ребёнка. Дума за думой и дни тянулись медленно. Зоя никуда не выходила, отец тоже не навещал её.

Он, наверное, даже не знал, что дочь уже дома. Да Зое и видеть-то никого не хотелось. Только Янека она ждала. Прислушивалась к каждому шороху, спать стала чутко. Неспокойно было ей от неизвестности.

«Вот-вот, – думала она, – вернётся Янек».

Записку от Зои Янек перечитывал по нескольку раз в день. Слова жены стали для него молитвой. Было очень тяжело в разлуке. Пока ухаживал за матерью и Софьей, всё время думал о жене. Она снилась ему в тех коротких снах, когда удавалось уснуть ненадолго.

«С Божьей помощью», – так всё время причитал доктор. Пани Анна и Софья шли на поправку. К концу второй недели девочка уже бегала по дому, радовалась, что у неё нет больше жара. Всё рассказывала Янеку, как матушка тянула её за руку всё время, а Софья эту руку отнимала и убегала подальше.

– Вот и убежала я, – тараторила Софья, – матушка больше не тянет меня к себе. Я вот теперь и пожить хочу. А чего и не жить-то в таком месте?

Пани Анна тоже пошла на поправку, но чувствовала слабость. У неё всё время кружилась голова. Приходилось останавливаться и придерживаться за что-то, чтобы не упасть.

Янек считал дни.

 
                                        ***

– Другая тебе нужна, – сказала Тайга после того, как закончила свой рассказ. – Можешь жалеть всю жизнь, что ты теперь не следователь. Можешь даже вернуть меня обратно к мужу. Я этого и заслуживаю. От его рук и сгину. Он-то меня точно не пощадит.

– Жить будем вместе, – ответил Лоран. – Ради сына будем жить.

Таисия рассмеялась.

– Откуда ты взялся такой правильный? Сам ещё взвоешь. А мне такие заботы не нужны, забирай его себе, а меня оставь в покое.

Тайга взяла на руки младенца и передала его Лорану. Тот неуклюже, трясущимися руками принял малыша.

– Ну не дури, Тая, – сказал он взволнованно. – Давай попробуем?

Тайга ничего не ответила, отвернулась от мужа и уснула.

Лоран закутал малыша в пелёнку, прижал его к себе. Сидел так долго, смотрел на него. Сердце разрывалось от неизвестности и жалости к Таисии, от невероятно сильной любви к сыну.

– Сынок, сыночек, – шептал Лоран, – никому тебя не отдам.

Когда ребёнок проснулся, заплакал, Лоран осторожно положил его рядом с женой.

Таисия проснулась, оголила свою грудь. Малыш присосался, замолчал.

Лоран назвал сына Иваном. Тайга не противилась ни имени, ни тому, что муж всё время носился с ребёнком. Она почти всегда лежала. Удивлённо наблюдала за Лораном, сочла его даже слегка сумасшедшим. Ведь тот, забыв о своей работе, дни напролёт занимался сыном: купал, пеленал, пел ему колыбельные. Когда ребёнок спал, Лоран готовил завтраки, обеды, ужины.

Как-то кормила Таисия сына, рассматривала его впервые за почти две недели. И цвет глаз, и лоб, и уши, и губы ребёнка напоминали ей о Макаре. Таисии даже стало казаться, что это сам Макар вселился в неё, мучил изнутри, а теперь родился и присосался к груди. Любит, не отпускает.

Ещё до того, как придумала историю о причастности Лорана к её беременности, хотела после рождения отдать ребёнка Кирьяновым. Но вышло по-другому. Слишком прельщало её то, что Лоран повёлся на обман, да ещё и как повёлся! Принял сына за своего, даже узнав правду.

Таисия ещё не встречала таких людей. Казалось, что Лоран и впрямь сумасшедший. Ей было даже не по себе от его заботы. А потом что-то перевернулось у неё внутри. Стало как-то легко, спокойно, тепло от его взгляда. Он разговаривал с ней ласково, не повышал голос. Ночью прижимал к себе так сильно, словно боялся, что Таисия вырвется из его объятий и убежит.

Но в такие моменты Тайге никуда бежать не хотелось. Иногда ей чудилось, что это не Лоран, а Николай прижимает её к себе. И тогда из её груди вырывался стон. Мысли о Николае посещали часто. Она боролась с ними, пыталась переключиться на мужа, найти в чертах его лица что-то, что понравилось бы ей. Не находила, но позволяла мужу обнимать себя. Давно привыкла к тому, что мужские объятия и не по любви можно стерпеть.

Лоран уже не прятал от Таисии своё тело. Спать ложился не в одежде, как раньше. Тайга чувствовала его горячую кожу, но он не приставал, не принуждал ни к чему. Лишь спустя полтора месяца после рождения Ивана между ними неожиданно случилась близость.

Лоран впервые в своей жизни был так близок с женщиной. Долго держал себя в руках, всё время твердил себе, что он с Таисией только ради сына. Но не смог. Одно касание, один поцелуй, а потом уже не мог остановиться. Покрывал Таисию поцелуями. Она не отталкивала мужа. Впервые за всё время жизни вместе, касалась его тела. Медленно проводила рукой по волосам и спине Лорана.

Неведомые ранее чувства подхватывали Лорана, уносили куда-то далеко, потом возвращали обратно. Лорану казалось, что кроме него, Таисии и сына нет больше никого на этом свете. Никогда он ещё не чувствовал себя таким счастливым. И Тайге стала нравиться эта жизнь.

Лоран оказался хорошим любовником. Она даже перестала сравнивать его с Николаем. Поймала как-то себя на мысли, что благодарна Лорану за появление в её жизни. Теперь от слова «муж» её не бросало в дрожь. Уже не хотелось никуда бежать, хотелось поскорее покормить сына и вернуться в объятия человека, который научил её быть матерью и женой. Таисия уже и не понимала, что значит любовь. Она просто жила. Полностью отдавалась человеку, которого считала сумасшедшим. Но жила. И стала бояться, что всё это может закончиться.

 
                                        ***

После очередного прихода врача в дом Левандовски Янек был сам не свой. Каждый день доктор продлевал карантин. Всё твердил, что лучше не торопиться и переждать, чем потом стать причиной заражения своих близких. При этом Янеку уже казалось, что он сходит с ума. Больше трёх недель прошло с момента последней встречи с Зоей. Он не писал ей писем. Не хотел обнадёживать, лишь молился о том, чтобы не заразиться самому. И Бог услышал его молитвы. Янек даже не попрощался с матерью и Софьей. Он шёл домой. Не шёл, бежал несмотря на ливень. Влетел в квартиру. Зоя сидела на стуле возле окна, вышивала.

Оглянулась, обомлела. Янек мгновенно оказался рядом. Зоя прижалась к нему, мокрому насквозь, холодному. И время остановилось… Янек встал перед женой на колени, прислонился к животу. Со страхом взглянул на Зою, она отвела глаза, заплакала. Не было слов. Янек поднялся с колен, провёл пальцами по щекам жены. Их взгляды встретились.

– Прости, – прошептала Зоя.

Янек смотрел на жену, не отрывая глаз. А она вдруг начала его раздевать.

– Да ты же весь мокрый, нужно поскорее переодеться, – причитала она.

Янек молчал, не сопротивлялся. Зоя раздела его, насухо обтёрла полотенцем. Взяла за руку, подвела к кровати, накинула на него одеяло. Молчание мужа пугало её. Он сидел неподвижно.

Тишина затянулась.

Потом Янек вышел из своего оцепенения, посмотрел на Зоин живот:

– Как же так? – спросил он.

Зоя пожала плечами.

– Доктор сказал, что так бывает, – ответила она, закрыла лицо руками.

Янек сбросил одеяло, прижал к себе Зою.

– Золо́то моё, как же мне без тебя было плохо.

Янек шептал слова любви, целовал, прижимал к себе. А потом вдруг остановился, отодвинулся от неё.

– Прости, Зоя, я не могу держать себя в руках, когда ты рядом. Но если не желаешь меня, позволь мне просто быть с тобой. Я обещаю, что не буду трогать тебя. Буду рядом, без тебя моя жизнь совершенно не имеет смысла. Знаешь, о чём я думал в разлуке?

Зоя покачала головой. Янек продолжил:

– О том, что не зря я тогда Макара привёл к себе домой, Бог за это подарил мне тебя.

Зоя придвинулась к мужу, положила голову на его колени.

Янек запустил руку в волосы жены, стон вырвался из его груди.

– Я люблю тебя, Янек, – сказала Зоя. – Это я виновата, что всё так произошло. Знаю, мне нет прощения. Сама лишила нашего малыша твоих прикосновений, вот он и не смог без тебя. Хочу, чтобы он мне приснился, а он не снится.

– Он к нам вернётся, Зоя, обязательно вернётся. И я всегда буду рядом.

Янек наклонил голову и поцеловал жену.

– Как же мне хорошо сейчас, – шептал он, – мне и жизни не хватит, чтобы насладиться тобой.

Зоя отвечала на ласки мужа, и тревога постепенно покидала её сердце.

Ещё несколько дней Янек был дома. Потом вышел на работу. А вечером спешил к Зое.

В середине осени и Зоя вернулась на работу.

Столкнулась как-то с Лораном в коридоре. Заметила, как тот изменился. У него появился странный блеск в глазах. Все обсуждали, что у Лорана родился ребёнок, и он теперь не ночует на работе и к вечеру спешит домой.

Зоя мысленно радовалась за него и Таисию. Никакие сплетни уже не трогали Зою.

Она жила в своём мире, где место было ещё для Янека и маленького любимого человечка, который жил внутри неё.

Зоя поняла, что беременна в конце октября.

– Я же тебе говорил, что он к нам вернётся, – обрадовался Янек, когда жена поведала ему.

По совету тестя Янек пригласил Джана, но тот сказал, что срок слишком маленький и нужно просто ждать.

Когда Джан ушёл, Зоя обратилась к мужу:

– Я как-то не доверяю ему теперь. Он любит мачеху, отец сходит с ума.

– Знаешь, Зоя, – ответил Янек, – я на месте твоего отца ползал бы у Джана в ногах и благодарил за спасение семьи. Всегда же можно представить, что было бы, если бы не Джан. Он и Евдокию Степановну на ноги поставил, и Григория Филипповича, и детей спас, выходил. И при этом ни разу не дал повода сомневаться в себе. Его любовь – это счастье твоего отца. Так что зря ты ему не доверяешь. И Григорий Филиппович понимает это и терпит. Джан – хороший человек.

– А если он влюбится и в меня? – сказала Зоя испуганно.

Янек рассмеялся.

– Если от его любви будет зависеть наше счастье, то пусть любит. Ты же всё равно моя навсегда. Мне кажется, что Джан – ангел-хранитель, который спустился на землю.

– Я не хочу, чтобы он любил меня, – произнесла Зоя. – Это ты сейчас так говоришь, а если случится, будешь, как мой отец сходить с ума.

– Не буду, – шепнул Янек, – потому что этого не случится.

 
                                        ***

Детям Григория Филипповича было уже чуть больше трёх месяцев, когда Евдокия начала вставать. Ей казалось, что она снова учится ходить. Джан всё время был рядом, продолжал помогать с детьми. Когда Евдокия была уже достаточно сильна, он сказал:

– А теперь мне пора. Меня ждут другие пациенты.

Евдокия была шокирована словами Джана.

Китаец пристально смотрел на Евдокию, потом опустил глаза и сказал:

– Я ухожу, но если я стану нужен, позови меня. Даже если я буду на краю света, я приду на помощь. А теперь мне пора.

Джан взял Евдокию за руку, поцеловал её холодные тонкие пальцы. Потом подошёл к кроватке, где лежали дети. Каждого поцеловал в лоб.

– Джан, – тихо произнесла Евдокия. – Я благодарна тебе за всё. Но может быть ты…

Джан перебил её:

– Не надо, Дуня, прощай.

Когда хлопнула входная дверь, Евдокия подошла к детям. Посмотрела на спящих сыновей. Ещё час назад Джан сначала переодел их, положил рядом с Евдокией, потом забрал от материнской груди, переложил в кроватку. И теперь ушёл. Евдокии показалось, что в сердце образовалась какая-то пустота.

Джан был её спасителем, помощником, собеседником. И ей стало страшно оттого, что она не справится теперь без него. Она погладила пальцы, которые несколько минут назад поцеловал Джан. Поднесла их к своим губам.

За все эти месяцы, что он был рядом, Евдокия успела полюбить его. Не такой любовью, какой она любила Григория. Какое-то другое чувство она испытывала к Джану. И это чувство было сильнее благодарности, сильнее привычки. Оно было таким, что Евдокия не могла даже понять, что с ней произошло.

Ей казалось, что дети любят Джана больше, чем родного отца. Они быстрее успокаивались у китайца на руках, улыбались только ему. Ни Евдокия, ни Григорий не вызывали особой радости у детей, а как только Джан говорил с ними, как только брал на руки, их ротики расплывались в улыбках.

Григорий сильно нервничал. Говорил Евдокии, что пора завязывать с этой заботой, и она сама уже может ухаживать за детьми. Но не решался сказать об этом Джану, а Евдокия и подавно не собиралась этого делать.

Когда муж вернулся домой, Евдокия была сама не своя.

Григорий всё понял. Обнял жену. Она поначалу прижалась к нему, а потом как-то небрежно оттолкнула от себя и произнесла:

– Что-то мне не по себе, Гриша.

Слёзы катились из её глаз. Григорий опять приблизился к Евдокии.

– Ну всё, всё, главное, что мы вместе. Мало ли кто в тебя ещё влюбится. Что мне теперь, со всеми тебя делить что ли? – произнёс он.

– Как-то поздно ты, Гриша, внимание на меня стал обращать. Я столько любви, как в глазах Джана, в своей жизни никогда не видела, – сказала Евдокия с грустью в голосе.

Григорий нахмурился.

– Любви она не видела! А я тебя не устраиваю уже? Любви мало в моих глазах? Так загляни глубже.

Григорий приблизился к жене, пальцами приподнял веки.

– Смотри, видишь любовь? – крикнул он громко.

– Не кричи, – спокойно ответила Евдокия, – детей разбудишь. Чего ты закипятился так? Я ведь всю жизнь думала, что я какая-то не такая, некрасивая, неприятная. От тебя слова хорошего не слышала, от детей тоже. Один Макар чего стоил, столько крови у меня выпил. Он и сейчас пьёт. Душа у меня болит за него.

Всем вам нашлось место в моей душе: и тебе, и Макару, и Зое. Только ни у одного из вас в душах нет меня. Я просто была удобной для тебя. Да, я знала, на что шла. И гордилась, что именно я стала твоей женой. Ведь все остальные бабы только тебя хотели, а дети им не нужны были.

А я детей полюбила всей душой, как и тебя, Гриша. Их отношение ко мне зависело от тебя. Как ты относился, так и они. И если бы не Джан, никогда я не почувствовала бы себя любимой. И ты изменился с его появлением. Ревность принял за любовь? Или разглядел во мне человека?

Григорий слушал молча.

Потом встал на колени перед женой, запричитал:

– Дунечка, прости меня, я же люблю тебя. Ты же у меня самая лучшая. Ты сделала меня самым счастливым. У нас же дети, Дунечка!

– Встань, Гриша, – сказала Евдокия. – Никуда я от тебя не ухожу. Иди ужинать. Мне пора кормить. Слышишь, зовут?

Сыновья проснулись, раскричались, Евдокия ушла в комнату. Она взяла их по очереди, расположилась поудобнее на кровати и начала кормить.

Потом положила их рядом с собой. Закрыла глаза.

Представила себе, как сейчас Джан подошёл бы и разговаривал с детьми, рассказывал о своей Родине.

– Как повезло Григорию, что ты есть у него, – произнёс как-то Джан. – Я ещё не встречал в жизни такой влюблённой женщины, как ты, Дуня. Если бы ты видела, как на него смотришь! И я отдал бы всё для того, чтобы женщина так смотрела на меня. Я бы носил её на руках.

Джан взял руку Евдокии в свою и продолжил:

– И ещё больше я был бы счастлив, если бы этой женщиной оказалась ты.

Евдокия замерла. Ей стало стыдно. Залилась краской. Стало не по себе оттого, что Джан видел её обнажённой, принимал у неё роды и при этом был влюблён. Вспомнила все его прикосновения, массаж груди, когда у неё образовался застой молока. От всех этих воспоминаний волосы зашевелились на голове.

– Ты не подумай, Дуня, что я сошёл с ума. Просто мне тяжело так жить. И уйти я не могу. Не хочу бросать тебя, пока ты ещё слаба. Просто знай об этом. И когда мне придётся уйти, не злись на меня. Твои дети стали мне родными. Это моя любовь к тебе спасла их. Я с вами, потому что вы нужны мне. Моё сердце остановится тотчас, как я покину вас. И я уже готов к тому, что стану бессердечным.

Евдокия не знала, что ответить Джану. Он продолжал держать её руку. А потом приложил её ладонь к своему сердцу и сказал:

– Чувствуешь, как оно бьётся? Оно всё принадлежит тебе и бьётся только для тебя.

Евдокия резко убрала руку.

– Джан, мне жаль…

– Не жалей меня, Дуня. Я ничего от тебя не требую. Ты просто относись ко мне как к врачу.

Но после откровения Джана Евдокия Степановна уже не могла относиться к нему, как к доктору.

Когда он нечаянно касался Евдокии, то по её телу пробегала дрожь. Хотела рассказать обо всём Григорию, но не смогла. Ей стало страшно потерять Джана именно сейчас. Хотя это был даже не страх, а жалость к китайцу.

И она молчала. Продолжала любить Григория, но что-то изменилось в ней самой. Она ловила на себе влюблённый взгляд Джана. Стыдилась его прикосновений. Начала остро чувствовать холодность мужа. Он редко был нежен с ней. У него иногда случались какие-то периоды нежности, а потом всё возвращалось на свои места. Как-то Евдокия спросила у него:

– Скажи, Гриша, что мне сделать, чтобы я чувствовала себя любимой? Мне опять нужно разучиться ходить?

Григорий только пожал плечами и на следующие несколько дней стал внимательным, ласковым. А потом всё вернулось на свои места. И Евдокии стало казаться, что любовь Григория какая-то временная, словно по требованию только просыпается. С каждым днём ей становилось не по себе от этой мысли. Она стала смотреть на мужа какими-то другими глазами. И уже явственно ощущала полное безразличие к себе.

Когда Джан ушёл, ей показалось, что это сама любовь устала жить без взаимности и вместе с захлопнутой Джаном дверью покинула её сердце.

Евдокия открыла глаза. Посмотрела на сопящих рядом детей. Тепло разлилось по её телу. Потрогала лобики малышей, провела нежно по щёчкам. Глубоко вздохнула.

Григорий вошёл в комнату, присел рядом.

– Прости, Дунечка, я люблю тебя очень. Ну не наверстать мне упущенное. Не вернуть те годы, когда ты хотела моей любви. Ну дождалась же, Дуня. Всё у нас будет хорошо, – произнёс он.

– Какой ценой, Гриша, мне всё это далось…

Григорий прильнул к жене, она прижалась к нему, но не почувствовала былого трепета.

На следующий день у Григория прихватило сердце. Он не смог встать с кровати. Евдокия места себе не находила. Только к обеду ему полегчало, дыхание стало ровнее. Поднялся с кровати, прошёлся по квартире и опять лёг. Евдокия разрывалась между детьми и мужем.

– Не вздумай Джана возвращать, – пригрозил Григорий. – Или ты забыла, как он напророчил, что если мы любовь потеряем, то оба опять сляжем. Мысли у тебя, Дунечка скверные. Вижу я всё, не дураком же родился.

Евдокия вспомнила слова Джана. Сердце её забилось тревожно. Вечером, когда уложила детей, и уснул Григорий, пошла в комнату, где жил Джан. Ещё ничего не убирала там после его ухода. Присела на кровать, погладила подушку, на которой он спал, а потом прижала её к себе и зарыдала. Плакала долго, слёзы лились из глаз не переставая.

А утром не смогла накормить детей, пропало молоко.

Евдокия совсем растерялась. Сыновья плакали от голода. Григорий поил их водой. Но этого хватило ненадолго. Совсем отчаявшись, она обратилась к недавно родившей соседке. Та отказалась, и как слёзно ни просила Евдокия, не смогла уговорить её.